Федор Раззаков - Нежность

«И в жизни, и на сцене Соня была мягкой, простодушной, любящей и покорной. Она до трепета боялась собственного мужа, руководителя «Червоны руты» Анатолия Евдокименко, который был по-хохляцки упрям, прижимист и даже деспотичен. В то же время Толик обладал удивительной способностью предугадывать конъюнктуру эстрадного жанра и, естественно, стремился полностью руководить Сониной карьерой. Они часто вступали в затяжные споры, и, так как оба были невероятно упрямы, их диалоги больше всего напоминали пьесы абсурда:

– Ты должна петь эту песню.

– Она мне не нравится. Я не буду ее петь.

– Это хорошая песня. Если ты ее будешь петь, тебя станут узнавать.

– Меня и так все узнают.

– Чтобы стать популярной, нужно брать новые, модные песни.

– Я и так популярна.

– Если ты будешь петь эту песню, ты станешь еще популярней.

– Но я не хочу петь эту песню.

– Ты должна ее петь.

– Я не хочу и не буду.

– Ты не должна так говорить. Тебя еще очень мало знают.

– Чепуха. Меня все знают…

И так до бесконечности, до полной потери смысла и терпения. Хотя, надо отдать им должное, их полемики никогда не перерастали в безобразные сцены, они даже ссориться ухитрялись, не повышая друг на друга голос. Иногда мне казалось, что от такого их занудства я просто сойду с ума…

Как-то раз Соня услышала, будто бы в ближайшем универмаге выбросили в продажу немецкие ситцевые халатики. По ее тоскливой интонации я сразу понял, что она мечтает заполучить такой халатик, но просить об этом мужа не решается. Сама она не распоряжалась семейным бюджетом и, таким образом, целиком и полностью зависела от Толика. У меня же всегда были деньги, и я не медля побежал в универмаг, надеясь успеть до начала концерта…

Халатик оказался Соне очень к лицу, она была счастлива. Толик ревновал, видя во мне не столько соперника, сколько сообщника своей жены в «заговоре» против его самодержавной власти. Мне же все время хотелось совершить для Сони какой-нибудь подвиг, тем более что простор для фантазии у меня был: в те далекие времена дефицитом было абсолютно все – от дамских чулок до украшений.

На другой день, проходя мимо ювелирного магазина, я увидел в витрине колечко – ромбообразный «маркизик», усыпанный мелкими бриллиантами. Изящный, женственный перстень «всего» за 437 рублей живо представился мне на тонких, нежных Сониных пальцах. Разумеется, при гонораре в 26 рублей с копейками за концерт такая покупка была для нее просто нереальной. Но кольцо не выходило у меня из головы весь день, и обаяние воображаемой картины подтолкнуло меня изобрести дерзостный план – во что бы то ни стало, обманув бдительного и прижимистого мужа, купить этот перстень.

Улучив момент, когда Анатолий был на репетиции, я пригласил Соню прогуляться и примерить кольцо. Увидев «маркизик», она восхищенно вздохнула:

– Прелесть! У меня никогда ничего подобного не было.

– Теперь будет, – ответил я самонадеянно.

В тот же день я должен был получать в филармонии деньги. Я решил воспользоваться служебным положением – не выдавать причитающуюся сумму коллективу, а купить колечко для Сони. Вопрос был только в том, как незаметно улизнуть от Толика. Понимая, каким образом достанется ей желанное кольцо, Соня дрожала как осиновый лист.

Пересчитывая деньги в кассе, 437 рублей я сразу отложил. Потом, тщательно следя, чтобы никто не смог мне помешать, направился в магазин, выкупил кольцо и преподнес его Соне.

Скандала было не миновать, а срывать выступление я не хотел. Мое злодеяние могло обнаружиться не раньше окончания концерта. Будь я верующим, я еще успел бы исповедаться перед смертью, потому что, окажись я на месте Анатолия, я бы меня убил…»

В 1976 году, когда Ротару вместе с мужем и всем своим коллективом переехала жить и работать в Ялту, по стране пошли слухи, что это неспроста: дескать, со здоровьем у Ротару так плохо, что она даже вынуждена сменить место проживания. На самом деле ситуация выглядела иначе. Ее отца и родного брата обвинили тогда в националистических и религиозных настроениях, и в итоге одного исключили из партии, другого – из комсомола. На этой почве начались проблемы и у Ротару. Вот тогда они с мужем и решили уехать от греха подальше.

Тогда же в народе стали усиленно распространяться слухи о том, что у Ротару пропал голос и что она на своих концертах вовсю использует «фанеру» (поет под фонограмму).

На протяжении всей певческой карьеры досужая молва выдавала Ротару замуж за разных людей. Например, в середине 70-х ей «сватали» композитора Владимира Ивасюка, автора песни – визитной карточки Ротару – «Червона рута». Когда Ивасюк погиб (его нашли повешенным в лесу в 1979 году), Ротару записали в любовницы к Алимжану Тахтахунову, в определенных кругах известному под прозвищем Тайванчик. Певица познакомилась с ним в 1972 году во время своих гастролей по Средней Азии. Когда она приехала в столицу Узбекистана, Тайванчик устроил ей королевский прием в банкетном зале центральной гостиницы «Ташкент». Кроме певицы, ее мужа и музыкантов ансамбля в зал не пустили ни одного посетителя. На Ротару прием произвел потрясающее впечатление, и с тех пор с Тахтахуновым ее стала связывать крепкая дружба.

С. Ротару вспоминает: «То, что Алик принадлежит к криминальным структурам, я не знала ни тогда, ни сегодня. Конечно, мне приходилось слышать разные легенды о Тайванчике, однако почему я должна была верить этим россказням? За Алика я всегда горой стояла. Однажды из-за него у меня даже произошел серьезный разговор с тогдашним министром внутренних дел СССР Федорчуком (1983–1985). После концерта в честь Дня милиции министр позвал меня к себе в гости и сказал, что все во мне хорошо, вот только знакомство с Тайванчиком какое-то подозрительное. Я не ожидала такого, поэтому в первую минуту даже растерялась. А потом потребовала, чтобы мне предъявили доказательства вины Алика. С Федорчуком у нас были хорошие отношения, я всегда уважала его за честность, доброжелательность. В тот раз министр – совестливый дядька! – вынужден был признать, что особенного компромата на Тайванчика у МВД нет. Алика и обвинить-то смогли только в тунеядстве. (Первый раз Тахтахунова осудили в 1972-м на один год за нарушение паспортного режима в Москве, второй раз он получил такой же срок через несколько лет в Сочи за тунеядство. – Ф.Р. )

Что касается личного… Никакого романа у меня с Аликом не было. Это все слухи. Да, Алик, наверное, влюблен в меня по сей день, да, он делал мне дорогие подарки, да, он никогда не пресекал разговоров о том, что мы любовники, но на самом деле мы всегда оставались друзьями. Я очень высоко ценю этого человека и не верю в те страсти-мордасти, которые о нем плетут. Сколько лет прошло, а Алик всегда показывал себя только с лучшей стороны. Таких друзей надо поискать. Я тоже старалась помогать, чем могла…