Федор Раззаков - Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне

«В атмосфере суеты и всякой возни искусство, по-моему, улетучивается. Даже в театре, когда актера превращают в марионетку, как делает это Юрий Любимов, оно исчезает. И, на мой взгляд, напрасно один из наших общих с Макарычем (Шукшиным. — Ф. Р. ) друзей, Федор Абрамов, восторгался работой Любимова, поставившего спектакль «Деревянные кони». Я побывал на спектаклях по Абрамову и Можаеву. Знаю, что это за работа, хотя бы у того же Любимова. Когда режиссер начал из двух моих повестей выкраивать нечто понятное ему одному, я пресек общение с «Таганкой»…»

Но вернемся в апрель 74-го.

Сразу после показа «Деревянных коней» Высоцкий вместе с несколькими коллегами мчится на Чистопрудный бульвар, чтобы поздравить своих коллег из театра «Современник» с переездом в новое здание (он состоялся в тот же день, 16 апреля, а до этого театр располагался на площади Маяковского). Бывшее здание кинотеатра «Колизей» было переоборудовано по последнему слову техники: сцена была 16 метров в глубину, в зале было установлено 799 кресел, приспособленных для перевода текста спектаклей на четыре языка мира. Короче, супер. В качестве презента таганковцы дарят новоселам… живого петуха из «Гамлета». И еще ехидную телеграмму от Любимова, который в «Современник» не поехал, поскольку никогда его не любил (тот считался конкурентом «Таганки» по части либеральной фронды).

18 апреляв Театре на Таганке давали «Гамлета». Спектакль прошел со скрипом, с большим количеством всевозможных накладок: то актеры путали текст, то занавес еле-еле ползал, а в один из моментов даже перекосился и готов был вот-вот рухнуть, как это произошло в те дни во время такого же показа. Все эти нюансы здорово сказывались на игре актеров, занятых в спектакле: например, Гамлет-Высоцкий в тот вечер выглядел крайне агрессивным, буквально рвал и метал на сцене. Но самое интересное, что зрители были в восторге от представления и много раз кричали актерам «браво».

19 апреляпо ЦТ в который раз был показан дебютный фильм Высоцкого «Сверстницы». Как мы помним, там он мелькнул на экране всего на пару секунд с одной единственой фразой «Сундук-корыто».

21 апреляВысоцкий был занят в спектакле «Павшие и живые», на следующий день — в «Десяти днях, которые потрясли мир».

23 апреляТеатр на Таганке отмечал юбилей — 10 лет со дня прихода туда любимовской команды. В фойе по этому случаю зажгли свечи, с которыми 10 основоположников театра-юбиляра (Славина, Демидова, Кузнецова, Полицеймако, Хмельницкий, Васильев и др.) прошли мимо вывешенных на стенах афиш и поднялись в верхний буфет. Там в 12 часов состоялось торжественное распитие шампанского. Затем стали приходить гости и поздравлять юбиляров. К примеру, поэт Андрей Вознесенский подарил труппе щенка с голубыми глазами и красным лаковым ошейником, сказав, что это волкодав, который будет охранять театр (как мы знаем, у «Таганки» были куда более солидные сторожа-«волкодавы» — из числа либералов со Старой площади и Лубянки). С общего согласия щенка отдали Алле Демидовой, которая тут же отнесла его домой.

Вечером был показан спектакль, с которого, собственно, и началась история любимовского театра, — «Добрый человек из Сезуана». В нем играли практически все звезды «Таганки»: Владимир Высоцкий, Валерий Золотухин, Зинаида Славина, Борис Хмельницкий и др. Во время показа, в сцене «свадьба», случилось ЧП: Высоцкий случайно угодил пиалой в глаз Золотухину. Удар был настолько сильным, что у Золотухина пошла кровь и ему пришлось срочно покинуть сцену. К счастью, глаз оказался не поврежденным, а что синяк появился, так это мелочи. Его наличие даже не помешало Золотухину сразу после спектакля присутствовать на банкете, устроенном в верхнем фойе ВТО. За длинным столом уселись не только таганковцы, но и представители других столичных театров: например, от Театра имени Вахтангова на вечеринку пришли Михаил Ульянов со своей супругой Аллой Парфаньяк, Юрий Яковлев, Людмила Максакова и др. По ходу застолья был показан любительский документальный фильм о таганковском спектакле «Гамлет», а также о гастролях театра в Алма-Ате.

На следующий день в кинотеатре «Уран» (был такой на Сретенке) открылась ретроспектива фильмов с участием Валерия Золотухина. Устроители этого мероприятия ждали, что на открытие придет сам виновник торжества, однако он это сделать отказался. Причина была уважительная: во-первых, после прошедшего накануне застолья в ВТО болела голова, во-вторых — под глазом артиста красовался синяк, поставленный ему Высоцким.

Сам Высоцкий 24 апреляслетал на один день в Ужгород, чтобы принять участие в съемках советско-югославского боевика «Единственная дорога» (начались 31 марта). Фильм рассказывал о том, как в годы войны группа советских военнопленных, которых фашисты заставили вести колонну машин с горючим, подняла восстание. Высоцкому в ленте досталась самая короткая роль (10 съемочных дней) — роль военнопленного Солодова, который погибает в самом начале похода. Но перед этим его герой успевает спеть песню «Мы не умрем мучительною жизнью…»

Вообще для этого фильма Высоцкий написал три песни: «Если где-то в глухой неспокойной ночи…», «Расстрел горного эха» и «Песню Солодова» (ту самую «Мы не умрем…»). В двух последних современный подтекст торчал, что называется, из всех щелей.

Например, в «Горном эхе» речь шла о том, как некие злые силы «пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье, — и эхо связали, и в рот ему сунули кляп». После чего расстреляли это самое горное эхо. Намек был очевиден: в советской стране власти даже эха боятся — не дай бог оно разнесет что-нибудь крамольное.

В «Песне Солодова» речь велась о похожем — о тяжелой жизни творческой интеллигенции при советской власти.

Вообще интересная вещь получается. Несмотря на то что власть (с помощью тех, кто «крышевал» Высоцкого) заметно ослабила давление на него, его злость по отношению к ней не утихает, а наоборот, только усиливается. Свидетельством чему могут служить хотя бы тексты его песен за тот год. Что наводит на определенную мысль: все-таки, несмотря на все его стремление добиться официального признания и снять с себя клеймо полузапрещенного артиста, ему как воздух необходима эта злость на систему, поскольку именно она питает его талант. Судя по всему, это понимали и те люди, кто продолжал «полугнобить» Высоцкого: он им был нужен именно с этой злостью, а без нее цена его в их глазах могла резко упасть.