Федор Раззаков - Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне

К слову, о песнях. Именно в 1974 годувышла первая грампластинка Высоцкого во Франции. Правда, пел на ней не он сам, а его супруга Марина Влади. Речь идет о миньоне из двух песен, которые прозвучали во французском телефильме «Прелести лета» (Влади играла в нем главную роль — даму в белом Полин). Одна из песен — «Восход» — принадлежала перу Высоцкого. Причем в фильме она звучала на русском языке. За неимением места приведу из нее лишь несколько строчек:

На родину Высоцкий возвращается на новом «железном коне» — бежевом «БМВ-2500», который занял место старенького «Рено», отправленного на заслуженный покой (точнее будет сказать, что Высоцкий купил две «бээмвухи» — серую и бежевую, но последняя окажется среди угнанных, и Высоцкого обяжут пользоваться только одной, чего он не выполнит — будет гонять на обеих, переставляя с них номера, пока бежевую не отследит Интерпол и не потребует вернуть обратно в Германию).

Высоцкий вернулся в начале июня, как раз чтобы успеть на съемки в эпизодах в фильме «Бегство мистера Мак-Кинли», которые начались в павильонах «Мосфильма» 20 мая. Эпизод, в котором был задействован персонаж Высоцкого — певец Билл Сигер, — назывался «лагерь хиппи» и снимался на задворках студии. Вот как об этом вспоминает супруга постановщика картины Михаила Швейцера Софья Милькина:

«Эпизод готовился с большим трудом: трудно было сочинить песни, похожие на американские, трудно было сформировать группу хиппи из московской массовки. И одежду, и быт хотелось воссоздать не а-ля поганая эстрада, а чтобы от этого веяло серьезной жизнью. И получилось так, что поскольку все знали, что Володя будет играть Билла Сиггера, то пришли люди, которые вполне могли сойти за хиппи. Среди участников этой массовки были художники, инженеры, физики… Была вся группа Рустама Хандамова — режиссера и художника, который начинал картину „Раба любви“, замечательно талантливого человека; он собрал вокруг себя очень интересную группу — ну, абсолютные хиппи, бесшабашная такая публика — и все они пришли сниматься в массовке.

Съемка была ночная. Где-то на задворках «Мосфильма» была построена очень забавная декорация. Мак-Кинли, Донатас Банионис, сходит с кучи песка, и начинается розыгрыш. Они играют в веселую игру, они делают вид, что это — ах! — какой-то мессия, пришелец с небес, суперзвезда, бог! Мак-Кинли, в белом хитоне, говорит: нет, я чиновник, член лицензионного совета! — но хиппари все равно его окружают. Это был не танец, не пантомима, а почти жизнь, хорошая такая возня — и тут из них же, из этой толпы выскакивает их главарь, Певец, Володя со своей гитарой, очень хорошо вступает музыка и начинается эта потрясающая песня «Вот это да!».. Далее под хор Мак-Кинли тащили, усаживали и играли для него одного свою мистерию «Мы рвем и не найдем концов», и весь этот розыгрыш обрывал крик петуха — это был конец первой серии (во время сдачи фильма в Госкино эту сцену прикажут вырезать. — Ф. Р. )…»

Вспомним, что для этого фильма Высоцкий написал 9 баллад, большинство которых имели антисоветский подтекст. Самой заметной в этом плане была баллада «Мистерия хиппи» («Вранье — ваше вечное усердие…» и т. д.). Однако, вернувшись из-за границы, наш герой привез с собой еще одну антисоветскую нетленку — песню «Старый дом» («Что за дом притих…»), которая, судя по всему, родилась у него после того, как он сравнил зарубежные реалии с советскими и сделал однозначный вывод не в пользу последних. В песне угадывался очередной спор Высоцкого не только с теми, кто рисовал Советский Союз как более достойного преемника прежней, дореволюционной России, но с апологетами последней вроде Александра Соложеницына.

Годом ранее (в сентябре 73-го) этот писатель написал «Письмо вождям Советского Союза», которое Высоцкий, без сомнения, читал (оно было широко распространено в среде творческой интеллигенции с помощью «самиздата»). В нем Солженицын признал безусловные успехи СССР («Действительно, внешняя политика царской России никогда не имела успехов сколько-нибудь сравнимых»), но затем в письме призывал советских вождей… брать пример с Российской империи («Тысячу лет жила Россия с авторитарным строем — и к началу ХХ века еще весьма сохраняла и физическое и духовное здоровье народа»). Он расхваливал экономические успехи дореволюционной России («веками вывозила хлеб»), рисовал благостную картину тогдашней повседневной жизни («города для людей, лошадей и собак, еще — трамваев, человечные, приветливые, уютные, всегда с чистым воздухом»).

Кремлевские вожди не стали вступать в полемику с писателем, назвав на одном из заседаний Политбюро это письмо «бредом». Почти точно так же отреагировал на него и вечный оппонент Солженицына академик Андрей Сахаров. Согласившись с некоторыми выводами автора письма, Сахаров категорически не принял его дифирамбы по адресу царской России. Академик по этому писал следующее:

«Солженицын пишет, что, может быть, наша страна не дозрела до демократического строя и что авторитарный строй в условиях законности и православия был не так уж плох, раз Россия сохранила при этом строе свое национальное здоровье вплоть до ХХ века. Эти высказывания Солженицына чужды мне. Я считаю единственным благоприятным для любой страны демократический путь развития. Существующий в России веками рабский, холопский дух, сочетающийся с презрением к иноземцам, инородцам и иноверцам, я считаю величайшей бедой, а не национальным здоровьем. Лишь в демократических условиях может выработаться народный характер, способный к разумному существованию во все усложняющемся мире… Бросается в глаза, что Солженицын особо выделяет страдания и жертвы именно русского народа…»

Высоцкий в своем «Старом доме» поддерживает позицию Сахарова, а не Солженицына (несмотря на то что лично к этому человеку он всегда относился с уважением). Согласно песне, дела в обоих государствах (царской России и СССР) развивались (и развиваются) не самым лучшим образом, являя собой довольно неприглядное зрелище. В тексте эти выводы почти не зашифрованы.

По сюжету главный герой ее, спасшись от волчьей погони (речь о ней шла в первой песне дилогии — «Погоня»), попадает в старый дом, который «погружен во мрак», а «всеми окнами обращен в овраг». Народишко там «каждый третий враг», гостя встречают с подозрением, и тот замечает, что даже «образа в углу перекошены». Гость недоумевает: дескать, что за «барак чумной» (бараками в те годы либералы называли страны социалистического лагеря, причем СССР в их интерпретации был самым унылым бараком, а, например, ГДР или Венгрия — самыми веселыми) — двери у вас настежь, а душа взаперти, «али жить у вас разучилися»? И слышит в ответ: «мы всегда так живем». И далее следует пояснение: «скисли душами, опрыщавели», «много тешились, — разоряли дом, дрались, вешались».