Федор Раззаков - Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне

«В павильонах „Ленфильма“ мы никак не могли совпасть из-за своей вечной московской занятости. Однажды мы наконец совпали, нам взяли билеты на „Красную стрелу“, но в разные вагоны. Сели мы в поезд ночью, сами по себе. Утром, за час до прибытия поезда в Питер (такая уж у меня натура, да я еще и жаворонок, просыпаюсь рано!), я была уже готова на все сто: умыта, одета, чемодан собран.

Вышла на перрон Московского вокзала первой, все нормально, меня встретили ленфильмовцы. Мы дошли до расписания поездов и стали ждать Высоцкого. Прошел весь поток пассажиров, перрон опустел, его все нет. Уже решили, что упустили, либо произошла ошибка, или Володя в последний момент передумал ехать. Не дай бог, что случилось! Ждать нам его или уходить? И тут на дальнем конце платформы, у последнего вагона, замаячили две фигурки: Высоцкий и Марина Влади. Столько лет назад это было, а как сейчас вижу: он шагает впереди легкой, можно сказать, шальной походкой, курточка нараспашку, шарфик через плечо, а в руках гитара, по ходу дела что-то наигрывает, напевает… Такой вот свободный художник!

А два огромных чемодана тащила, точнее, катила на колесиках (тогда такие заграничные чемоданы были в диковинку!) Марина. А одета она была в шикарную, до пят, норковую шубу… Зрелище было замечательное! Прямо барышня и хулиган!

В этой картинке вся наша расчудесная Россия, где форма никогда не стояла на первом месте. Ну не был в тот момент Высоцкий джентльменом, что с того… Поскольку Влади тоже женщина русская, то она все понимала, не ругала мужа, не роптала. Кто знает, может быть, в этот момент на него снизошло вдохновение и Володя что-то сочинял. Или у них с Мариной в поезде какая-то размолвка вышла… В общем, кому тащить чемоданы, был явно не самый важный вопрос. И это все так правильно и разумно по жизни…

Отснявшись у Хейфица, мы решили возвращаться в Москву самолетом. Когда летели из Ленинграда в Москву, у меня все было рассчитано по минутам. Я хотела заглянуть домой и оттуда помчаться на спектакль во МХАТ. Но погоде на мои расчеты было глубоко наплевать, начался сильный снегопад, посадочную полосу замело, и наш самолет кружил над Москвой, ожидая просвета. Нервы у меня начали сдавать. Я стала стонать и причитать: «Вова, что же делать, я опоздаю на спектакль, и меня выгонят из театра!»

Вдруг он неожиданно ушел куда-то. Оказалось, в кабину к пилотам. Вернувшись, сказал: «Все, сейчас сядем! Пилоты передали на землю, что у них горючее кончается, и им дадут аварийную посадку! Я железно договорился». Я не поверила, решила, он все придумал, чтобы меня отвлечь. Но все произошло, как он и сказал.

Потом выяснилось, что он договорился с экипажем об аварийной посадке в обмен на… концерт. Подбил экипаж, чтобы они дали на землю сигнал, что, мол, топлива в баках нет — нужно садиться по-любому. Номер прошел! На аварийную посадку было быстро получено разрешение. На счастье, все обошлось хорошо, и мы приземлились во Внукове.

И когда я помчалась на такси в театр (тогда в Москве еще пробок не было!), то Володя остался в аэропорту давать обещанный концерт. Разумеется, бесплатный».

18 январяв Театре на Таганке состоялась предварительная премьера нового спектакля — «Пристегните ремни!» по сценической композиции Г. Бакланова и Ю. Любимова. У Высоцкого там должна была быть главная роль — Режиссер, однако в ходе репетиций он от главной роли отошел и получил эпизодическую — Солдат (он исполнял песню «Мы вращаем Землю»).

Однако премьера была омрачена очередным скандалом, и опять с явным политическим подтекстом. История вышла крайне некрасивая и смахивала на подставную. А главной жертвой был выбран глава столичного горкома партии Виктор Гришин — недоброжелатель Юрия Андропова. После спектакля «А зори здесь тихие…» ( 1971) это был его второй приход в Театр на Таганке и… последний. Поскольку по поводу этой истории существуют две разных версии, рассмотрим обе.

Первая версия принадлежит Любимову и K°. По ней выходило, что все вышло случайно: Гришин и его супруга задержались в кабинете Любимова и опоздали к началу спектакля. А когда вошли в зал, там шла сцена с бюрократами, которые, по задумке режиссера, должны были войти на сцену из той самой двери, откуда появились супруги Гришины. В итоге гости совпали с игровой ситуацией и были радостно приняты зрителями за действующих лиц представления. В зале раздался хохот, аплодисменты. Гришины оказались оплеванными с ног до головы.

По версии противоположной стороны, весь этот маскарад был заранее подстроен работниками театра, которые специально задержали Гришиных в кабинете режиссера и вывели в зал как раз к нужному эпизоду. Приведу рассказ самого В. Гришина:

«Нас пригласил к себе в кабинет Ю. Любимов. Там присутствовали т… Дупак (Николай Дупак — директор театра. — Ф. Р. ), Глаголин (Борис Глаголин — режиссер и парторг театра. — Ф. Р. ). В стороне сидел Андрей Вознесенский (автор театра и член его художественного совета). Шел разговор о работе театра, о новых постановках. Без десяти минут семь я сказал Ю. Любимову, что нам пора идти в зрительный зал, на что он ответил, что время еще есть, что нас пригласят. Через 5 минут я напомнил, что нам пора быть в зрительном зале. Снова Ю. Любимов попросил подождать, сказав, что за нами придут. В семь часов я встал и сказал, что мы идем на спектакль. Хозяева нас повели не через дверь, расположенную ближе к сцене, а через дверь в середине зрительного зала, чтобы мы прошли мимо рядов кресел, где сидели зрители.

Спектакль начинался так: открытая сцена представляла салон самолета. Пассажиры сидят в креслах. Вылет самолета задерживается, т. к. опаздывает какое-то «начальство», и вот в это время нас ведут в зрительный зал и мы оказываемся как бы теми «бюрократами», по вине которых задерживается вылет самолета. Зрительный зал громко смеется, раздаются аплодисменты. Мы, конечно, чувствуем себя неловко. Думаю, все это было подготовлено, организовано с целью поставить меня в смешное положение. Мы просмотрели спектакль до конца. После его окончания опять зашли в кабинет Ю. Любимова. Он извинялся за происшедшее, говорил, что его «подвели» и т. п. Я претензий к руководству театра не высказывал, неудовольствия и тем более озлобления не проявлял. Никаких попыток «закрыть» театр, как это много позже описал А. Вознесенский, конечно же, не предпринималось…»

Судя по всему, Гришин не врет. Если бы горком захотел наказать «Таганку», то сделал бы это в два счета: уволил бы Любимова и поставил бы во главе театра более лояльного власти режиссера. Но этого не произошло. И когда на следующий день после скандала Любимов примчался к Гришину, тот сказал ему в открытую: «Больше мы в ваш театр не придем. Но помогать вам я буду по-прежнему». И слово свое сдержал: вскоре «Таганка» присовокупила к старому зданию еще и новое. Вот такие «жуткие репрессии» царили в те годы.