Array Array - Кузница милосердия

Он хорошо знал цену нам и нашей учебе. Никогда не упускал случая сделать какую-нибудь ремарку:

- Та-ак. Прекрасно. - Поднимает палец, поворачивается ко всем: - Смирнов - опытный дежурный...

Таким тоном, будто ему это и в голову не приходило. А я молча разношу гнилостные пробирки: знаю, куда ставить, потому что второй раз уже.

Но главное - главными были его ботинки-долгожители. Мой приятель даже рот себе зажимал обеими руками. Глаза, казалось, вывалятся от натуги, а поймать нечем.

Это были сверхботинки, им не хватало только веревочки, перевязать. Описывать их незачем. Каждый и без меня хорошо знаком с этим шаблонным образом. Знаете, на удочке такой ботинок достают из пруда, вместо рыбы? Ну вот. Такой же.

В них-то профессор и расхаживал меж столами, шлепая ботинками.

Уже ползанятия прошло, я сижу, отдыхаю. Вдруг он резко останавливается, замирает на полуслове, оборачивается ко мне. С тревогой:

- Как вы себя чувствуете?

Я вжался в сиденье, потому что сидел с подбитым глазом и радовался, что никто меня за это не трогает.

Интересный случай, который я сунул в один старый рассказ, но его мало, кто читал.

Случай и без рассказа славный.

Принимает специальный доктор человека. У того вдруг ни с того, ни с сего началась белая горячка и расстроила все его планы. И этот человек, вместо того, чтобы ловить классических и давно надоевших чертей, просит бумагу и ручку. Начинает рисовать, но поминутно прерывается, перегибается через стул и с кем-то сумбурно беседует. В командной манере.

- А с кем же вы разговариваете?

- А с товарищем моим, Васей (Борей, Петей, Колей). Он превратился в жучка, залез мне в жопу и не выходит, подает оттуда сигналы.

- Теперь все понятно. Так. А это что? - Доктор тычет в рисунок. На рисунке - пышная, вполне толково изображенная роза.

- А это я сам.

В психиатрии считается, что бывает такая штука: folie a deux, как они пишут для непонятности. Но я-то люблю разглашать врачебные тайны: читайте - "безумие на двоих".

То есть вот это что: если жена рехнулась, то и супруг не отстает. Обратное тоже верно. И в итоге доктор не знает, кто начал первым.

Но я, на заре моей практики, открыл, что поделиться можно и другими болезнями.

Знал я одну пожилую пару. Условная родня.

У супруги, проворной и радостной бабулечки, имелся чудовищный зоб. Огромных размеров. Он ей, конечно, совершенно не мешал. Она ела, пила, плясала и шутила с этим зобом.

Познакомился я с ними, как сейчас помню, посидел, попил чаю. Жена толкает меня: пошли, мол. Ну, мы пошли. А на пороге хозяин дома вдруг говорит:

- А у меня тоже зоб.

Пытаясь оскалиться сколь можно вежливее, я недоверчиво смерил его, грузного, взглядом и усомнился.

- Ну, как же, - сказал он.

Полез в пинжак и вынул инвалидную сиреневую справку.

- Вот, - тычет пальцем, - видите, написано: зоб.

Смотрю я в бумажку. А там, в разделе "причина инвалидности", проставлено "заб". То есть заболевание. Писать же слово целиком - долго, неприятно, чайник собесовский выкипает, селедка портится. Вот и сокращают. Таких "забов" пруд пруди.

- Это не зоб, - объясняю я мягко. - Это от слова заболевание. Означает, что вы инвалид потому, что чем-то болеете.

Но он мне не поверил и мрачно спрятал бумажку обратно в пинжак же. Он до того сжился с супружеским зобом, что не видел возможности уклониться от этой уважительной редкости. Он думал, будто вполне заслужил себе право иметь зоб.

А говорят - безумие на двоих. Какое тут безумие, когда обобществляется материальный нарост. Это не безумие. Впрочем, оно там тоже было.

Ночь. Тело без паспорта. Вынуто из сугроба. Доставлено без комментариев, почти не дышит, не говорит даже, пахнет химией, мелкие ссадины. На снимке - непонятно.

Звать нейрохирурга всегда стыдно. Он добрый человек, пожилой, спит дома, в больнице не дежурит. А вдруг напрасно позовешь? Машину зря гонять, будить, операционную готовить. Брить бесчувственное тело.

Тем более, что доктор безотказный, поедет.

У него, правда, на выходе результаты не очень. Ничего не попишешь, тяжелые очень больные.

- Здравствуйте... У нас тут, знаете ли... Я не могу исключить...

- Ну хорошо, я приеду, насверлю ему дырок, а дальше - как бог решит.

- Видите ли, я не уверен, что там что-то будет такое, чтобы сверлить...

- Ну, напиши, что есть подозрения, я приеду, зачеркну.

Когда у нас была Империя Зла, это были не пустые слова.

Рейган знал, про кого говорил.

На четвертом курсе я учился оперативной хирургии. Дело это было дохлое, потому что какой из меня хирург. Там учить приходилось много, наизусть, да еще руками резать, трупов. И собак живых. Они потом бегали и плодились по всему институту, кое-как сшитые.

Однажды я даже порезался и радостно стоял в сторонке, следил за скучным потрошением. "Самострел!" - обозвал меня доктор. Но помиловал. Начал рассказывать про интересную операцию трахеостомию, которую должен уметь делать любой доктор, даже какой-нибудь захудалый физиотерапевт из поликлиники, который только и понимает, что нажимать кнопку "пуск", да переворачивать песочные часы.

Потому что такая грубая дырка в горле может спасти чью-нибудь неосторожную жизнь.

Эту трахеостому - под одноименный учебный фильм - нам провертели во всех местах по закону созвучия. Рассказывали, как мама сделала ее ребятенку столовым ножиком, и тот задышал. Еще одному везунчику прокрутили в туалете, штопором. Гвоздем делали, шилом, еще чем-то. Может быть, пальцем. Да мне-то что, я все равно не умею. Сделаешь - и не отпишешься.

Но вернемся к Империи Зла и Рейгану.

Берет наш доктор хитрую железяку с острым концом, трубку. На дворе - 1984 год.

- Вот так, - показывает. - Вбиваете в горло, разворачиваются лепестки, для фиксации. И пациент дышит. Это у нас такую придумали! Ни у кого нет. Даже у американцев. Их полицейские, между прочим, обучены делать трахеостомию, в рамках неотложной помощи. Для спасения мирных граждан. И дыроколы у них есть, но только у нас теперь намного лучше.

- А надо им продать, - прошелестел вкрадчивый голос одного нашего товарища, который, как я уже рассказывал, украл аппарат "Электросон".

У доктора запотели очки. Он покачал головой и недоуменно расхохотался:

- Вы что? Во дает!... Нашли друзей!...

Доцент-фтизиатр был милейший субъект, имел фамилию Афанасьев.

Учил нас, если можно так выразиться, туберкулезу. Предмет был такой: Туберкулез. Мы все вздрагивали: вдруг научимся? Тем более, что завкафедрой нам намекала на лекции: "При этом заболевании бывает покашливание... вот точно такое, как сейчас покашляли, на заднем ряду".