Алексей Лампе - Мой дневник. 1919. Пути верных

Через несколько минут все свершилось – в милостивых словах Император Николай II поздравил с зачислением в Его свиту генералов Гулевича (профессор Императорской Военной Академии) и Кульнева и «сделал» (так было принято это называть) флигель-адъютантом полковника Сивицкого, которому, с его большой окладистой бородой, не очень-то шло это «молодое» звание, и который, как говорили тогда, ждал охотнее производства в генерал-майоры. И это было всё…

Полки уже были на биваке, и вдруг дежурный офицер Л. Гв. Семеновского полка вызвал «всех на линию». На «Малышевской» (на этот раз нанятой генералом Зайончковским еще в Петербурге) тройке перед полком проехали генерал Зайончковский и генерал Кульнев, последний уже в золотых свитских аксельбантах и в погонах с императорским вензелем (по-видимому, и тут полковой адъютант все приготовил вовремя). Полк приветствовал мощным «ура» своего обласканного Августейшим шефом командира…

А потом был очередной обед. На обеде были тосты, офицеры поздравляли своего командира, и последний поднял тост за командира бригады генерала Зайончковского… Как я уже сказал, офицеры генерала любили – он был, в сущности говоря, незаслуженно обижен (это приписывали не Государю, а Великому Князю Николаю Николаевичу, с которым у полка были свои счеты). И потому «ура» офицеров вышло громким и, по существу своему – сочувственным.

Это подстегнуло генерала, и в своем ответном тосте, а говорил он, как старый офицер Генерального штаба, умно и интересно, он развил мысль о службе и ее значении. И закончил его словами: «Да, господа, за Богом молитва, а за царем служба…» Тут он остановился, и естественный конец этой, всем знакомой пословицы «не пропадает» —…пропал! Конец своей речи Зайончковский высказал так: «Вот те стимулы, которые должны нас вести вперед!» Все было ясно, и притом для всех.

Мне осталось сказать еще несколько слов. В годы 1-й Мировой войны генерал Зайончковский сначала командовал 37-й пехотной дивизией, а потом принял в командование 18-й армейский корпус. За сменой начальников штаба корпуса и неприбытием нового начальника штаба я временно исполнял эту должность, и исполнял ее и в дни февральской революции 1917 г. Отношение ко мне командира корпуса было исключительно благожелательным, и мы часто говорили о временах его командования Петровской бригадой и моей службы Л. Гв. в Семеновском полку, но никогда он не вспомнил своего «поражения под Полтавой». В дни тучковского «истребления» старшего командного состава был уволен в отставку и наш командир корпуса. Больше я его в жизни не видел. Ни в одну Добровольческую армию он не поехал, и в конечном счете пошел на службу к большевикам… может, потому, что помнил, что когда-то случилось с ним в Полтаве, а может, и потому, что был лично связан узами дружбы с генералом Брусиловым.

Вестник Гвардейского Объединения. № 6. 1959

Русские офицеры, проживающие в Париже, только что отдали последний долг памяти генерала Евгения Юльевича Бема, скончавшегося 18 мая после долгой болезни и погребенного 21 мая на русском кладбище в С.-Женевьев.

В эти печальные дни в моей памяти ярко прошло все то, что волею судьбы связывало наши пути с почившим, почти в течение полувека! И потому я считаю себя вправе сказать несколько слов, посвященных ныне его памяти, и напомнить русским людям о пройденном им с честью пути служения Родине!

B 1902 году, окончив кадетский корпус, я начал первые мои шаги на военной службе, юнкером Николаевского Инженерного училища, под командой моего ротного командира штабс-капитана Гренадерского саперного батальона Е.Ю. Бема. Он же, как окончивший курс Военной Академии, преподавал нам и военную администрацию. Немало молодых саперных офицеров были обязаны ему своей подготовкой для дальнейшей военной службе, и немало тех, кто не раз вспомнил добром то направление, которое дал каждому из них тогда еще молодой их военный руководитель!

Мое производство в офицеры разлучило нас на добрый десяток лет. В течение этого времени капитан Бем продолжал подготовку юнкеров. Будучи подполковником, он был назначен начальником штаба саперной бригады сначала в Иркутск, а потом и в родную ему Москву, где он сам более 60 лет тому назад начал свою военную службу. Незадолго перед войной 1914–1918 гг. он получил в командование 18-й саперный батальон, стоянкой которого был Петербург.

Первая Мировая война вновь сблизила наши пути – 18-й саперный батальон входил в состав 18-го армейского корпуса, в штабе которого я провел мою вторую войну. Именно в эти годы мне пришлось очень близко соприкоснуться с боевой работой молодого еще тогда саперного батальона, боевую славу которого делал его командир, полковник Бем. На долю его выпадали исключительно трудные боевые задания, которые с честью выполнял батальон! В частности, наиболее страдными периодами, как для 18-го батальона, так и для его командира, были бесконечные переправы корпуса на территории тогдашнего «Царства Польского». Я помню, как корпус получил задачу «форсировать всеми силами реки Сан и Вислу, проявив возможную изобретательность, так как средств для переправы корпусу предоставлено быть не может»… Получив все доступные ему боевые награды, полковник Бем переформировал свой батальон в «18-й инженерный полк» перед самой революцией и в полученном им за боевые заслуги чине генерала был первым и последним командиром нового «полка»!

Разложение боевого фронта привело его на должность начальника инженерной части Киевского военного округа, и развал России побудил его добровольно уйти на Северный фронт Гражданской войны, где он был близким сотрудником генерала Миллера. Наши пути опять временно разошлись.

Но они сошлись опять и уже до последнего дня жизни генерала Бема не расходились. Живя в Париже, он в тяжелые и ответственные дни военной оккупации Франции – согласился принять на себя руководство 1-м отделом Русского Обще-Воинского Союза, в ряды которого он вступил с первого дня своего пребывания в эмиграции… Задача была трудная, и ее опять с обычным для него тактом, выдержкой и, порой, самоотвержением до последнего дня своей жизни выполнил генерал. Уже больной, он внимательно следил за жизнью руководимого им отдела и в последнюю Пасху, которую ему суждено было прожить, еще смог приветствовать своих офицеров!

Таков был военный путь, пройденный верным Родине и Армии офицером… И мы, его юнкера-ученики, сотрудники и соратники, с истинным чувством горести о понесенной нами потере и уважением к его службе за совесть, склоним свои головы перед его могилой, отдавая должное вере и верности одного из старейших русских офицеров (он скончался накануне того, как ему должно было исполниться 82 года), оставшегося на своем посту буквально до последней минуты!