Алексей Лампе - Мой дневник. 1919. Пути верных

Русская Мысль. № 351. 1951

Светлейшая княгиня София Алексеевна Волконская, рожденная гр. Бобринская, по первому браку кн. Долгорукая, родилась в С.-Петербурге 25-го декабря 1887 г. По своему образованию С.А. представляла собою редкое исключение не только в той среде, к которой она принадлежала по рождению: окончание Женского Медицинского института дало ей диплом врача-хирурга, Гатчинская военная воздухоплавательная школа, где С.А. тренировалась на летчика, – предоставила ей и это звание!

В войне 1914–1918 гг. София Алексеевна приняла непосредственное участие в качестве врача, сначала работая в передовом отряде Красного Креста в районе Варшавы, во время боев у Лодзи, Равки, Прасныша, а потом – в далекой Персии, при корпусе ген. Баратова. В русской мемуарной литературе имеется оценка этого последнего периода работы Софии Алексеевны, тогда еще кн. Долгорукой. Оценка эта, которая уже одна, сама по себе, может оправдать поставленный мною над этой заметкой заголовок, принадлежит лицу, которое руководило деятельностью той медицинской организации, в составе которой находилась княгиня ( Емельянов А.Г . Персидский фронт. Берлин, 1923).

«…В холерном отделении в круглом сводчатом зале пришлось больных класть на циновках на каменный пол… Холерных человек шестьдесят. В “бараке” доктор – кн. Долгорукая. Слушает пульс, дает лекарства, поправляет подушки, переворачивает больного. Все сама. Молодая лет двадцати пяти. Уже несколько ночей она не спит, и странным кажется бледно-зеленый цвет ее лица… От усталости. Или это такое освещение в полутемном сводчатом зале старинного здания?! Она – в белом халате, со сжатыми губами и карими с лихорадочным блеском глазами… Мать, доктор, авиатор, георгиевский кавалер трех степеней – она уехала с нашего фронта полным кавалером. Бесстрашная в боевой обстановке, она презирала опасность и, в заразном бараке. Она очень любила жизнь и была фаталисткой. На фронте она рисковала ею очень часто – жизнью молодой, интересной и материально сверх меры обеспеченной. Нет, это не только любовь к приключениям! Это уже любовь к долгу, к посту своему, к ближним»…

Развал, несколько позже, чем повсюду, коснувшийся персидского фронта, вернул Софию Алексеевну обратно в Петербург, где она оказалась совершенно отрезанной от своей дочери, которая с бабушкой осталась в Крыму… 12-го ноября 1918 г. С.А. вышла во второй раз замуж за светлейшего кн. Петра Петровича Волконского и вместе с ним переживала все трудности и опасности, столь обильно выпавшие на долю жителей революционной столицы… К маю 1919 года, не выдержав беспокойства о судьбе своей дочери и с тоской расставшись с мужем, который не мог покинуть Петроград ради престарелой своей матери, оставить которую одну было просто невозможно, – кн. София Алексеевна, воспользовавшись «дарованным судьбою случаем безнаказанно покинуть родину, который дважды не дается», решилась покинуть Россию и с большими трудностями перешла границу Финляндии, казалось, навсегда уйдя от большевистского режима, захватившего Россию!

Уже в обстановке полной безопасности, найдя в Лондоне свою дочь, которая вместе с бабушкой, благодаря совершенно исключительно благоприятно сложившейся обстановке, выехала из Крыма, кн. Волконская велением судьбы становится перед обстоятельствами, давшими ей возможность полностью показать свои силы, свое мужество и решимость, в такой степени, что перед каждым, кто так или иначе знакомится с тем периодом ее жизни, невольно встает сравнение ее с той далекой княгиней Марией Николаевной Волконской (рожденной Раевской), которая более ста лет тому назад сказала, что «…не желая остаться в долгу у внуков – пишу я записки; для них я портреты людей сберегу, которые были мне близки…» Записки эти в поэтическом пересказе Н.А. Некрасова когда-то заставляли нас преклоняться перед светлой личностью «Русской женщины», их написавшей. Кто, по крайней мере в той части, которая относится к старой эмиграции, их не читал и не повторял… Думаю, что и новая эмигрантская молодежь знает их не хуже старших… Кн. София Алексеевна Волконская тоже оставила нам свои записки (Горе побежденным. Воспоминания. Париж), и именно о них хочу я сказать несколько слов. Записки вышли в свет в 1934 г., быстро разошлись и, как мне приходилось неоднократно убеждаться, прошли мало замеченными. Я же лично, благодаря случаю, о том, что написано в этих записках, знаю не только из них, но и от моего старого друга, который выведен в этих записках под псевдонимом, для меня лично более чем понятным.

Успокоившись за судьбу дочери, София Алексеевна чувствует, что она не может быть спокойна за судьбу мужа, оставшегося в Петрограде, – писем от него нет, в печати немало сведений о наступившем в России терроре. Княгиня решается оставить Лондон и ехать через Стокгольм в Финляндию, рассчитывая там узнать все более подробно и точно. Уже в Стокгольме она убеждается, что предчувствие ее не обмануло, – Петр Петрович попал в лапы Чека – он арестован и дальнейшая судьба его неизвестна – можно предполагать все!

На протяжении ста лет две княгини Волконские ставятся судьбой в одинаковое положение, ставятся перед решением вопроса, как помочь попавшему в беду мужу… И обе принимают почти аналогичное решение – в 1826 году Мария Волконская решает ехать в далекую неведомую Сибирь, навстречу неизвестности, чтобы помочь заключенному в тюрьме мужу, стать его опорой. В 1919 году София Волконская решает возвратиться в Россию, навстречу хорошо известной и понятной ей опасности опять попасть в обстановку большевистской России, чтобы помочь арестованному мужу и, если судьба будет к ним благосклонной, выполнить невероятную по своей трудности задачу во второй раз вырваться опять из России, на этот раз уже не одной, а увозя с собой мужа и его престарелую мать!

Первые препятствия к выполнению принятого решения менее трудны для Марии Волконской, которая сравнительно легко получает главное – разрешение на поездку от императора Николая I. Княгине Софии Волконской обойти препятствия, ставшие перед нею, много труднее – сначала она идет официальным путем, обращается к командующему Северо-Западной армией ген. Юденичу, потом к диктатору Финляндии ген. Маннергейму – оба обещают ей «сделать все возможное», и оба принуждены признаться в своем бессилии ввиду осложнений на советской границе и убеждают ее «переждать несколько недель». Но как ждать, когда так ясно, что близкий человек несомненно в смертельной опасности! С.А. решает перейти границу СССР нелегально и в этом направлении пытается найти разрешение томящего ее вопроса. Только счастливый случай разъясняет ей причину тех трудностей, которые ставят ей иностранные разведки, – оказывается, английская разведка имеет донос (конечно, русского происхождения), о ней, как… советском агенте, и если не сможет лишить ее всякой возможности перейти границу, то не остановится перед тем, чтобы ликвидировать ее во время этого перехода. Легко можно себе представить то отчаяние, которое овладело даже этой смелой и решительной женщиной. Кое-как разъяснив обстановку, она решает, что ничего не добьется в Финляндии, и одновременно с командованием Северо-Западной армии переезжает в Эстонию, чтобы попробовать «счастья» с этой стороны. То, в чем заподозрила ее английская разведка, наводит ее на новую, более чем рискованную мысль – проникнуть в СССР с поддельным паспортом и удостоверением от… эстонской коммунистический партии. Создана соответственная фальшивка, но и этот вариант опять не удается… несомненно, что достичь цели, поставленной себе кн. Волконской, было более чем трудно, но несомненно и то, что препятствия перед нею ставили не только ее противники, но и ее… друзья. И, в сущности говоря, последние были правы – так как то, что задумала сделать «Русская женщина» в ХХ веке, было во много раз труднее и безнадежнее того, что удалось «Русской женщине» начала девятнадцатого века. Друзья Софии Волконской хорошо понимали, что если ей удастся перейти границу СССР и вернуться в Петроград, то и тогда она будет еще бесконечно далека от достижения поставленной ею себе конечной цели, а личная опасность для нее возрастет бесконечно. По-видимому, понимает ее и сама С.А., – она идет к известному профессору, которого в своих записках не называет, и добивается от него рецепта на средство, для «спасения ее» в том случае, если она станет перед угрозой, «которая хуже смерти»…