Алексей Лампе - Мой дневник. 1919. Пути верных

9–10 декабря (Цветково – Бобринская). Я пишу очень плохо – почему-то не хочется приниматься за карандаш. Настроение очень скверное – части и наши и других армий безостановочно идут назад почти без боев, части вроде 2-й пластунской бригады совершенно расползлись. 1-й гвардейский полк насчитывает лишь 42 штыка. Приказание в случае крайности взорвать мосты у Кременчуга и Черкасс вызвало моментальный их полет вверх. Таким образом, за всю междоусобицу Крюковская переправа впервые взлетела на воздух.

Словом, мы разваливаемся. В тылу масса здорового народа, никто не хочет драться. Все отходят без боев, а командование, начиная с Деникина, после него Шиллинг да и Драгомиров отдают директивы о боях, о сопротивлении, о переброске войск и т. п., как будто у нас настоящие полки, а не названия с громоздкими базами, как будто у нас не умирают медленной смертью железные дороги. Тяжело, что надо принять какие-то героические меры для восстановления нашего дела, а все хотят сделать это будничными приказаниями со старыми, ничего не говорящими словами. Неужели же это уже конец? Ведь нет никаких оснований думать, что наши части остановятся на линии, прикрывающей Бобринскую, Цветково и Христиновку – ведь и за нее мы отойдем так же легко. А почему мы удерживаем Черкассы, где наши части отошли на правый берег до 19, когда наши части отойдут на линию Черкасс? Я боюсь, что здесь дело будет обстоять хуже и мы в конечном результате все-таки не успеем эвакуировать линию Фастов – Цветково.

Фастов бросили наши 8-XII в 23.20. Там, так же как и в Киеве, много потеряно нами, и все это по вине Драгомирова, почему-то ни за что не желавшего эвакуировать Киев, в то время как это по обстановке было совершенно необходимо и доказывалось всеми нами.

Эту беспечность, так же как и самоуверенность Бредова, который, несмотря на всю обстановку и частичный развал – уверял, что ему удастся чуть ли не разбить противника до самого Бахмача. Это все было причиной громадных потерь не только материальных, но и моральных, т. к. слишком затянувшаяся оборона Киева совершенно измотала остатки наших частей.

Начальник

Оперативного отделения

Управления

Генерал-квартирмейстера

Штаба войск

Киевской области

9 декабря 1919 года

ст. Цветково

РАПОРТ

Немедленно после перенесенной мною тяжелой болезни я, согласно данному мною согласию, не окончив лечения, прибыл в Киев для занятия должности начальника оперативного отделения Управления Генерал-Квартирмейстера штаба войск области.

Обстановка первых дней несения мною сложных обязанностей Начальника оперативного отделения – сильная усталость, периодические обмороки и т. п. – заставила меня предполагать, что я слишком рано приступил к исполнению служебных обязанностей и едва ли в силах буду с ними справиться, особенно принимая во внимание сложную и тяжелую обстановку на фронте Области.

Однако дальнейшая работа, Ваше отношение к ней, отсутствие ошибок, совершенно неизбежных в указанной выше сложной обстановке, заставило меня предполагать, что мое заключение о слабости моих сил преждевременно и я смогу, приложив все свои силы, принести посильную пользу тому делу, которому я служу еще с февраля 1918 г.

Сегодня, вопреки последнему моему предположению, я получил совершенно определенное указание, что на деле оказалось более правильным мое первое предположение и я своей деятельностью не только не принес той пользы, к которой я стремился, а напротив, принес вред, так как по заключению Командующего войсками области я и мои подчиненные офицеры, ответственность за деятельность коих лежит, конечно, только на мне, своими разговорами по прямому проводу с подчиненными штабами в течение полутора месяцев уничтожали то влияние и тот порыв, который внушали отдельным начальникам приказы Командующего войсками, и выказанная нами дряблость привели войска области к тем тяжелым переживаниям, которые выпали сейчас на их долю.

Такая оценка моей деятельности с исчерпывающей ясностью доказывает, что занимаемая мною должность мне еще не по силам, т. к., по-видимому, мой организм еще не окреп после перенесенной болезни настолько, чтобы правильно оценивать обстановку и решительно поддерживать энергичные требования Командующего войсками.

Я полагаю, что это мое последнее заключение и является наиболее правильным, и я, будучи уверенным, что исполняю свои обязанности так, как их должно исполнять, – ошибался. Полагаю, что в данном случае моя ошибка произошли потому, что поданные мною три письменных доклада с полной оценкой обстановки и изложением предположений о том, как надлежит ее использовать, – жизнью были подтверждены в полном объеме.

Как я и доложил, только теперь я понял, что занимать сложную и ответственную должность начальника оперативного отделения, требующую исключительного напряжения и исключительной энергии, я еще не в силах, а потому и прошу Вашего ходатайства об отчислении меня от занимаемой должности в резерв чинов при штабе Главнокомандующего вооруженными силами на Юге России впредь до моего полного выздоровления.

Генерального штаба

полковник <���фон Лампе>.

Думаю, что Драгомиров это сознает, т. к. усиленно нервничает. Вчера, когда я ему доложил, что Наштадива 9 в Черкассах спросили, как долго он надеется удержать Черкассы, – он вспылил и начал говорить мне резкости. Пока он говорил вообще о непозволительности таких вопросов – я молчал, хотя это сказал Подгурский, а не я, но когда он заявил мне, чтобы я не говорил с дивизиями, если «у Вас сердца нет», – я заявил, что молчал, пока это не было личное замечание, но что этого вопроса я не задавал.

В результате Д. заявил, что наши полупораженческие разговоры расхолаживают впечатление, производимое его приказами. Я совершенно определенно считаю, что это не так. Приказы Д. заключают в себе решительные слова, но содержание всегда расплывчато, и я боялся только, что рано или поздно мы получим замечание за слишком проявляемую самостоятельность и решительность – получилось наоборот.

Я решил, что надо так или иначе попытаться положить конец подобным заявлениям, и подал рапорт (он здесь же). Шуберский, по-видимому, вполне соглашаясь со мной, уговаривал меня взять его обратно, но потом, когда я не согласился, предложил оставить в его распоряжение, т. к. он тоже собирается говорить по этому поводу – я согласился, т. к. во многих взглядах мы с ним солидарны.

А вообще тоска и тоска.

11–12 декабря (Бобринская – Ольвиополь). Не могу писать – апатия.

13 декабря (Голта). Тоже апатия полная, кстати, кажется, наше существование как штаба кончается – пора при наличии такого Начальника штаба, как Вахрушев, – штаб существовать не может.