Алексей Лампе - Мой дневник. 1919. Пути верных

Все перечисленные города и местечки, как можно видеть, совершенно неравноценны. Надо было расширять сеть, увеличивать возможности помощи эмиграции – некогда было обсуждать и расценивать – надо было действовать. Богатые и мощные организации помощи пришли позже. Им постепенно передавали мы то, что нам удалось сделать сразу и в тот период, когда создание этих организаций еще обсуждалось в международных кругах… Работа Офиса была работой черной, подготовительной, и в этом была и ее трудность и ее… необходимость.

Сколько русских эмигрантов прошло через все эти отделы и представительства? Это не так просто определить в той трудной обстановке, в которой нельзя было настаивать на точной статистике. Во всяком случае одна цифра в моем распоряжении имеется – к ноябрю 1945 года через руки представителей офиса прошло более шести с половиной тысяч человек, а работа продолжалась дальше так же интенсивно… Мы могли, вернее – имели право регистрировать только тех, кто письменно заявлял нам, что он не является подданным или гражданином никакого государства, и которые… могли представить документы, удостоверяющие их состояние апатрида. Это, конечно, было самое трудное и сложное. Но и это было преодолено. Надо отдать справедливость немецким органам власти, в особенности в г. Линдау, – они всецело пошли навстречу русским эмигрантам, вняв нашему указанию, что если немцы в свое время создали бесправную массу «остарбайтеров», то они же должны были ей теперь помочь. И они помогали…

Но, конечно, не всегда. В самом г. Линдау имел место очень по меньшей мере «странный» случай. 21-го августа автомобиль управления округом Линдау с громкоговорителем, который по тому времени заменял собою все способы сношения власти с населением, громогласно объявил, что на следующий день все русские эмигранты обязаны явиться в определенный пункт для… погрузки в поезд и отправки на родину. Одновременно с этим все немцы, хозяева квартир, в которых поселились русские, получили от городского управления письменное требование, которое обязывало их, под их ответственностью, наблюдать за исполнением этого требования и направлять своих жильцов на погрузку. Можно себе представить, как обрадовались немцы, очень тяготившиеся переполнением своих жилищ чужим им элементом.

Но можно себе представить и переживания русских старых и новых эмигрантов, неожиданно ставших перед перспективой почти что насильственной отправки в СССР. Их обуяла почти что паника, все кинулись в офис, – вот когда стало ясно, поскольку такое даже и маломощное учреждение было для русских необходимо…

Срочным сношением с французским губернатором и немецким начальником округа удалось приостановить исполнение неожиданных распоряжений, до письменной рассылки по квартирам опровержений первого указания включительно. Очередной автомобиль с громкоговорителем должен был уже к вечеру 21-го августа объявить о происшедшем «недоразумении», но… еще большее недоразумение случилось с этим автомобилем – он пропал где-то в окрестностях города, и только днем 22-го уже следующий автомобиль выполнил его задачу и окончательно успокоил взволнованную массу апатридов.

Мне так никогда и не удалось выяснить подоплеку этой странной «ошибки», как ее назвал мне немецкий начальник округа. Было ясно, откуда шло то, что к этой ошибке (?) привело. Но выяснять и разбираться в этом деле было некогда – обстановка требовала работы, и работы спешной – опасность была отведена и надо было идти дальше. Таков был темп работы офиса!

Не все перечисленные пункты сохранили отделы и представителей нашего Красного Креста… кое-где они прекращали свое существование, кое-где нарождались новые… – масштаб настоящего очерка не дает возможности осветить этот вопрос более подробно. Интересующихся я отсылаю к фотографии специальной схемы [160], которая показывала сеть представительств офиса в ее окончательном виде к ноябрю 1946 г., то есть когда наша работа стала уже переходить к раскинувшей свои представительства организации УНРРА, с отделом (team) Нр. 578 которого, возглавляемым г-ном Жербье, вошел в непосредственную связь наш офис и стал постепенно подсобным органом этой широко поддержанной международными представителями, и богато снабженной материальными средствами организации. В связи с ней работал офис до конца моего непосредственного руководства, то есть до 14-го декабря 1946 г., когда я покинул Линдау, и еще потом полтора года, при моем заместителе А.Р. Савельеве-Ростиславиче, который вел свою работу под моим руководством из Парижа, пока сам, перед своим отъездом в Аргентину в 1948 году, не закрыл с моего согласия офис, просуществовавший таким образом три года!

Самый интенсивный и продуктивный период работы Красного Креста, в сущности говоря, продолжался до начала апреля 1946 года. С этого времени работа начала фактически переходить к УНРРА.

Постепенно перешла к УНРРА и регистрация бесподданнных… а с регистрацией пришла и проверка данных тех карточек, которые заполняли сами эмигранты на основании имеющихся у них документов… прошел первый, самый опасный и неопределенный период. Эмиграция применилась.

В порядке очереди поверочная комиссия, уже давно действовавшая на всей территории французской оккупации, 5-го и 6-го августа 1946 г. дошла и до центра пребывания нашего Красного Креста – города Линдау. Комиссия возглавлялась г. Жербье, начальником местного отдела УНРРА, в ее состав входил представитель от французского командования майор Роin, которому русская эмиграция во французской зоне оккупации обязана очень многим, и представитель одной из бесчисленных советских комиссий подполковник Гунтарев, имевший задачей отправку так называемом новой эмиграции в СССР. Нашего представителя в комиссии не было.

Характерна работа комиссии. По указанию советского представителя из картотеки УНРРА было выбрано 80 карточек (всего русских в Линдау было примерно 350 человек). Владельцы этих восьмидесяти карточек предстали перед комиссией и подверглись проверке, в сильной степени пристрастной со стороны советского члена ее… Из 80 человек одиннадцать были признаны советскими подданными, что уже по изменившимся обстоятельствам не грозило отправкой в СССР, так как французское командование от насильственной отправки сразу же отказалось. Шестьдесят восемь были признаны по их документам – старыми эмигрантами. Только один остался под сомнением, и комиссия никак не могла определить, к какому разряду эмиграции он принадлежит, и в конечном счете, не без труда, признала его старым эмигрантом…

Я хорошо знал состав эмигрантов в Линдау – из 80 семьдесят девять были новыми эмигрантами, и только один, и именно тот, над определением принадлежности которого так долго спорили члены комиссии, был старым эмигрантом. Я его лично знал за много лет до начала войны в Берлине!