Ариадна Эфрон - Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

Пока всё, очень спешу отпустить Олега Степановича на автобус. По почте, Бог даст жизни, напишу подробнее. Целую

Анастасия Ивановна в конце месяца собирается к своим, потом на юг, по-видимому. Себе бы так!

Милая Анечка, пишу Вам чуть попросторнее вслед уехавшему Олегу Степановичу, конечно, приезд его был не весьма удачным, т. к. бывшее семейство, за исключением, конечно, дочки, не весьма впечатляет его, и пришлось мне, засучив рукава, заняться гостеприимством в масштабах, несколько превышающих мои нынешние возможности, и, главное, намерения (хоть сколько-нибудь побыть «свободной» и поработать). Очень устаю от всех и вся, и от хозяйства, которое никак не хочет отвязаться от меня. Что до «гостеприимства», то всё сошло прилично, и слава Богу.

Меня несколько смущает, что Руфь решила «подумать», боюсь, что она смещенным своим умом и сердцем надумает что-нибудь неприемлемое или начнет действовать в «плане» отсебятины, а с человеком, с которым мы (вернее — лично я) — связались — надо держать ухо востро, не оставляя ни малейшей лазейки ни для малейших сомнений; она хитра и полна ресурсов самых неожиданных; тут надо действовать слаженно, без разногласий и разнобоя. Да и действия, собственно говоря, никакого особенного нет — просто никто ничего не должен «знать» и помнить — пока что.

Спасибо Вам за то, что нагрузили Олега Степановича поручениями, он их выполнил по своему разумению, привез трески, лекарств (не совсем тех, что надо — но я могу глотать и их — но, конечно, не говорите ему, что что-то не вполне так!) — и колбаски, так что мне было отчасти чем угощать своих визитеров. (Не о лекарствах речь!).

Тут начинается разъезд, всевозможные приглашения и забегания на огонек — только успевай поворачиваться! И готовить, готовить, готовить, и мыть посуду, посуду, посуду… А дни (нашей жизни) всё короче, ночи всё туманнее и холоднее, надо и на огороде возиться проявлять бдительность — вот-вот заморозки (сегодня в 4 ч. утра было +2) — скоро конец георгинам и прочим радостям для очей, которые и не успели на них взглянуть…

Вообще же — всё Слава Богу!

Целую Вас, будьте здоровы!

С Олегом Степановичем послала Вам Ваши цветаевские оттиски и записочку.

Милая Анечка, спасибо за весточку, «за внимание» и вообще. А. А. вернулась из своего вояжа столь же довольная им, сколько и возвращением из него, так что всё у нее в порядке: места были прелестные, турбазы и питание сносные, уровень окружающих оставлял желать лучшего, но не за «обществом», вернее, не ради него, человек тыщу верст киселя месил, тем более, что обнаружились и очень симпатичные спутники, скрашивавшие поголовную туристскую одноклеточность.

После Вашего отбытия вела я тут несколько светский образ жизни, что сама дивуюсь; устраивала у себя «нейтральную зону» для Лозовецких — Цветаевых — Лелеевых; организовала на своей же «швейцарской» территории грандиозное «замирение» враждующих кланов Щербаковых и Бондаренков; на столе разве что жареных лебедей не было; трижды на разных территориях прощалась со скрипачами, а они со мной; устраивались фестивали и у Цветаевых, и для Цветаевых, и у Ольги Николаевны, и для Ольги Николаевны; и вообще имя им, фестивалям и фестивальщикам — легион! Небольшие промежутки заполнялись визитами: тетки Аси с обеими внучками, Левика с какой-то приемной дочерью, здорово смахивающей на Наталью Ивановну, но несколько помоложе, омских студенток, занимающихся творчеством МЦ и посему дочиста обглодавших меня глазами; правнучки Бальмонта в грязных белых портках с молнией на попке (имею в виду замо́к, а не явление природы) и, наконец, Руфи, залетевшей сюда, чтобы рассказать про теток со стороны отцовской и расспросить про тетку со стороны материнской. Договорились с ней обо всех на свете тетках, и она умчалась. Была очень трогательна; на таких, как она, китах, еще кое-как держится наш безумный, безумный, архибезумный мир… Подпирает она теток изо всех сил, а я — только деньгами и только, увы, в малых дозах. Что до Анастасии Ивановны, то ее провидческие сны, как тут же выяснилось, зиждятся на весьма материальной основе: небезызвестная Миральда предложила ей купить у нее автографы кое-какие, и она, подсчитывая возможные и невозможные прибыли, стала видеть соответствующие сновидения, к каковым я тотчас же утратила какой бы то ни было интерес.

Лекарствами я отоварена на очень долгий срок, благодаря Бога и людей; Олег Степанович раздобыл даже дефицитнейший валокордин и изоланид, так что теперь остается лишь не болеть , поди попробуй-ка — с лекарствами или без.

Как бы мне хотелось, чтобы вы всерьез занялись своими аллергическими штучками, пока не поздно, если бы вы только могли понять и осознать, насколько всяческие привычные недомогания утверждаются и необратимо усугубляются с возрастом! Пробивайтесь в этот самый аллергический институт, получите (добейтесь) туда направления хотя бы на консультацию из своей клиники, у Вас не за горами (хотя и не за самыми ближними) тот самый бабский переломный возраст, когда каждое лыко — в строку; среди наших общих знакомых — Татьяна Леонидовна стала почти невменяемой, а Татьяна Владимировна перенесла тяжелейшую операцию (хоть это всё и не по Вашей линии — но у каждой из нас ведь своя линия здоровья и нездоровья!). Да и я сама пошла под откос с тех самых пор; берегитесь же пока время есть! Обнимаю Вас — привет родителям, будьте все здоровы, благополучны и благонадежны!

< Приписка на полях >: Почему мама так сердито разговаривала с А. А., чем удивила ее и огорчила?!

Милая Анечка, пишу несколько корявых строк в ночь (уже!) «черствого» дня рождения; «свежеиспеченный» день рождения получился очень удачным — такая милая стояла погода — небо голубое, чуть затуманенное маревом тепла, деревья уже рыжие, и последние цветы, всё еще не увядающие! Приехали на два дня Щербаковы-родители, отпущенные детьми для проветривания, и Павел Иванович, решивший понаслаждаться рыбалкой на окончательно обезрыбевшей реке! Таким образом, нежданно-негаданно оказались у нас «настоящие» гости — двое Щербаковых, двое Бондаренков и одна (тоже приехавшая, но даты моей ради и без побочных соображений!) Лена; составила (я) столы в своей комнате, выставили большой джентльменский набор в смысле закуски и малый — в смысле выпивки, получилось довольно шумно и довольно весело, главное, что Бондаренки и Щербаковы — замирились более или менее всерьез — насколько могут быть серьезны отношения исключительно на поверхности! На следующий день, т. е. сегодня, позвала Цветаевых в почти полном ассортименте (минус Инна, поехавшая на пароходе по Оке — Москва — Горький — Москва) — еще Таня-почтальон пришла, похорошевшая и повзрослевшая! Обратно семь человек набралось — но столы не составляла: получилось — в тесноте и, если не в обиде, то хотя бы в скуке архизеленой; не со всеми Цветаевыми не соскучишься! Таня-почтальон и Лена чуть под стол не попа́дали от тоскливых эманаций, излучаемых бабкой, внучкой и дочкой Ирой (кучкой)… Теперь, слава Богу, с фестивалями — всё, можно и поработать не только на ублажение гостевых аппетитов! Таня-Мышка убила меня подарками — притащила прелестный подсвечник кованого железа, торт и бутылку шампанского! И как было бы славно, кабы не «родичи» (в кавычках, ибо что́ за родня мне баба-Женя со своим непосредственным — от первого брака — потомством!) (только разве что через Шушку и кота-Макса родня!).