Ариадна Эфрон - Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

О других делах: думаю приехать в 20-х числах, с ужасом оставляя Аду Александровну здесь, так как она сельскую жизнь зимой переносит теперь с трудом — ибо перенасыщена ею, а тут еще эти холода навалились… У нас градусов на пять все время холоднее, чем в Москве, эти ночи — до -32–35, а дни -26–28, домишко выстывает, приходится чаще топить, и вообще всякой возни прибавилось… В Москве, сверх и помимо книги, надо будет видаться с уймой людей, «лечиться», приводить в порядок архив и перетаскивать свое барахло от теток (а его там еще на одну такую же дорогую квартиру). В общем, развлечений хватает, и я была бы не против, кабы не уставала так быстро и сосредотачивалась с таким трудом. За этот год я здорово сдала со стороны головы, увы! — да и сейчас, в тарусской тишине и безлюдье, при всей своей усидчивости, успеваю раза в три меньше, чем успевала еще совсем недавно. Не могу не задавать себе воспетый Евтушенком вопрос: «А что потом, а что потом — коли сейчас — так !» [714]— Я надеюсь, что Вы проявили оперативность и разузнали у Олькиной [715]то, что нам надо «за» С. М. Волконского? [716]Ибо боюсь, что год рождения по маминой записи — совсем не достоверен. Или ничтоже сумняшеся, брать по Иваску? Хорошо, что слонимовские акции приостановились пока, лишь бы наши не укатились под горку. Надо будет еще раз пересмотреть состав и дать материал «с запасом» — на всякий случай.

Относительно Вики — в общем, она столь же полезна, сколь не , ну что делать! О рукописи Ивушкиной пишу, но я лично против Лозена — т. е. «Фортуны». Это из тех вещей, что читаются с удовольствием, а в печать не проходят, да и остальное тормозит. Ваш библиотечный день приветствую, равно как и выход 10 тома. Скоренько пришлите краткое содержание его доценту А. Шкодиной, чтобы она написала восторженное письмо по поводу. Куда? В редакцию? В Гослит, как таковой? Господи! Пронеси тучу мороком! — Недавно нашла случайно Ваше первое ко мне письмо, вспоминаю Рыжего «раннего периода». Милый был Рыжий, но и змэа тоже мила! О 1-м мая еще как-то не загадывается. Целую.

Мандельштамша мне написала о том, что у меня на Новый год «были девочки». Значит, Оттен уже в курсе. Это, конечно, Юлия [717]подсуропила. А ей кто сказал? — Завтра едем к Оттенам. Поговорю с ним, как член с членом, за жизнь и вообще. Может быть, и чаю дадут. — Большое спасибо за Эренбурга (подписку).

Милая Анечка, Е. В. «Вернацкая» есть плод склероза ее потомка, т. е. не «Бернацкая», а Цветаева, жена отца Иоанна Цветаева из Талиц, вторая [718] бабушка мамы, о которой никаких сведений не сохранилось. Да и то, что ее звали Екатерина Васильевна и умерла она 30 лет от роду, удалось выяснить с трудом через ленинградских отпрысков талицкой цветаевской ветви. «Бернацкая» я написала машинально, увы, а это случается тогда, когда «машинка» работает с перебоями, как у меня!

Насчет Вики Вы меня поняли превратно, она, бедная, никаких намеков мне не давала насчет излюбленной темы, это я, со свойственным мне злобствованием, а скорее, полушутя, подумала, что она питает, вернее, имеет «на меня» виды. Во всяком случае, в Тарусу она собирается и «наглашается»… в феврале. Пусть едет. Меня-то не будет здесь. Один матвеевский голый мальчик под снегом [719].

Холода здесь сибирские, и даже хуже. Как Вы их переносили «шутя» здесь, так мы их — там [720], в Сибири. А здесь — трудно. Топим уйму, быстро выстывает. Гораздо холоднее, чем в Москве — днем под 30, ночью под 40°. При такой Т° «гуляла» лишь дважды — на базар и к Оттенам, причем выяснилось, что дышать мне нечем в такой мороз — воздуху не хватает, как разевай рот, и болит сердце. Так что и в Москву поеду, как только станет потеплей и смогу добраться «без повреждений». Как себя чувствую вообще? Когда не работаю «умственно», то ничего, как только работа, даже в малых дозах — так себе, мягко выражаясь. Все это некстати и не вовремя. Ну ничего, книгу дотянем и вытянем — подлечусь, дам отдохнуть жалкой башке. В общем, что-нибудь сообразим. Надо бы мне заключить договор на какую-нибудь работенку, тогда можно получать по бюллетеню, будучи «членом». Н. Д. Оттен, по-моему, только так и «зарабатывает» последний год!

«Тезея» привезу — вообще все материалы, кроме тех, что есть и у Вас.

О комиссионных делах подумаем вместе, когда приеду. Жаль, что Эренбург не объявил о сборе материалов (комиссией) на вечере. Все мы задним умом крепки.

Письма Ланну [721]придется добывать, боюсь, с помощью, Анастасии Ивановны, так как благодаря ей же, наследник Ланна именно ко мне относится «не ахти». Или же попрошу Лично Эренбурга. Макаров, Алигер и пр. не авторитет. Об этом тоже поговорим по приезде (моем). В тех случаях, когда люди не хотят отдавать подлинники (а это — почти всегда) — думаю, что копий добиться удастся. Может быть, надо будет выработать «полустандартный» текст письма за соответствующими подписями, чтобы у любителей автографов были и автографы, скажем, Паустовского и Эренбурга. Это их разогреет. Во всяком случае, пока что никто не отказал. Уже и это — хорошо.

Приехать постараюсь числа 23-го, надеюсь. Что погода позволит «додышать» до Москвы. Хотела бы остаться до 15-х чисел марта, для этого надо, чтобы Ариша побыла 2 недели тут, при доме, высвободив Аду, которая должна в конце февраля приехать в Москву (лечение, отложенное, и выборы, и т. д.). Сейчас Ариша и всё семейство вообще больны — сперва вирусный грипп, потом осложнения, и как что у них обернется, — неясно, да и захочет ли Ариша оказать эдакую услугу? — Ну, авось образуется.

Сюда больше не пишите, а если что срочное — позвоните.

Целуем Вас.

Ваши примечания хороши — еще будут добавления и по Блоку, и по Волконскому. Вечер Блока (очевидно во Дворце Искусств, у мамы в записи 1924 г. помечен 1 русского мая 1920 г., теперь есть веха для установления точных чисел.

Анечка, нижеследующее — к комментариям о Блоке. По сохранившимся записям, мама была на вечерах Блока дважды — в 1920-м году [723].

1) «Аля: о Блоке и лаве: красном отсвете, принимаемом за жизнь (26 апреля, когда он читал)».

2) Моя запись о Блоке датирована «1-ое русское мая». 26 апреля ст. ст. — 9 мая н. ст. (дата чтения в Политехническом музее) «1-ое русское мая» — 14 мая н. ст. (чтение во Дворце Искусств).

Мамины стихи к Блоку переданы ему 14 мая н. ст. во Дворце Искусств: «…Становилось темно, и A. Блок с большими расстановками читал. Наверно, от темноты. Через несколько минут всё кончилось. Марина приказала Х <���В. Д. Милиоти. — Т. Г. > провести меня к Блоку. Я, когда вошла в комнату, сделала вид, что просто гуляю. Потом подошла к Блоку. Осторожно и легко взяла его за рукав. Он обернулся. Я протягиваю ему письмо. Он улыбается и шепчет: „Спасибо“. Я… глубоко кланяюсь. Он небрежно кланяется с легкой улыбкой. Ухожу».