Михаил Талалай - Княжна Голицына – принцесса моды

Американский консул тоже убеждал Нину уехать, он предложил ей американскую визу, а мама спрашивала: «Почему в США? Это все равно, что отправиться на Луну. Лучше уж Италия». Францони советовал: «Готовится сняться с якоря последний корабль компании “Ллойд Триестино”. Ты должна уехать немедленно».

Шла весна 1919 года. Наконец решившись, Нина отправилась в путь со мной и моей няней Дуней. Няня была женщиной с удивительной философией жизни, наделенная редкой мудростью и человечностью и выглядела очень любопытно – маленькая, толстенькая, такая живая.

На пароходе мы прибыли в Стамбул, где положение осложнилось, поскольку граф Карло Сфорца [33] Карло Сфорца (Sforza; 1872–1952) в 1920–1921 гг. был министром иностранных дел Итальянского королевства. запретил выдавать визы в Италию, стремясь не допустить приезда в страну русских эмигрантов. И мы, три беженки, оказались таким образом между Россией и Италией и могли рассчитывать только на те немногие драгоценности, которые сохранила мама. В Турции тогда царил хаос. Женщины даже из высших кругов были вынуждены заниматься проституцией, чтобы выжить. Впоследствии мама призналась: «Если бы я не смогла уехать, я бросилась бы в Босфор вместе с тобой». До сих пор я слышу эти ее слова, и мне становится не по себе.

Молодая и красивая, Нина обращала на себя внимание, к ней приставали, кроме того, она просто не знала, что ей делать. Наконец, она встретила молодого человека из военной миссии Италии, с которым была знакома еще в России, и тот с удивлением спросил: «А вы что тут, собственно, делаете?» Нина все ему рассказала, даже о решении покончить с собой, если не удастся выехать в Италию. Видя отчаяние моей мамы, молодой Алессандро Бодреро, впоследствии генерал [34] Алессандро Бодреро (Bordero) после Стамбула был переведен в 1924 г. в Белград в ранге чрезвычайного посланника. , сделал ей такое предложение: «Каждый день я отношу горы бумаг моему командующему. Напишите прошение о въезде в Италию, и я положу его среди других документов. Он никогда их внимательно не просматривает, и я надеюсь, что он подпишет разрешение». Нина согласилась, это была последняя надежда. В тот вечер она не ложилась спать, часами ходила по маленькому номеру гостиницы, пока наконец не вбежал наш сияющий офицер: «Он подписал! Мы это сделали!»

Так мама, Дуня и я поехали в Италию. В Рим мы прибыли в мае 1919 года, мне исполнилось десять месяцев. Мы тут же отправились во Фраскати, где остановились в Гранд-отеле вместе с маминой подругой, графиней Ольгой Ферзей [35] Графиня Ольга Николаевна фон Ферзен (Царское Село, 16/29.9.1904 – Рим, 20.8.1998) – дочь графа Николая Павловича фон Ферзен, генерал-майора Свиты Е.И.В., адъютанта Великого князя Владимира Александровича, и его супруги Софии Александровны, рожд. кнж. Долгорукой. , которая жила здесь со всей семьей. Недавно, когда мы встретились, она в свои 93 года вспоминала эти дни и, глядя на меня, вздыхала: «Подумать только, я держала ее на руках!» [36] Учитывая указанный возраст фон Ферзен, можно подсчитать, что встреча произошла в 1997 г. . Есть фотография, где я сижу на качелях в садике при отеле: в белом платьице, чепчике, с серьезным и застенчивым взглядом, словно упрашивая оставить меня хоть на время в покое.

Позже мы переселились в Рим, на виллу Сфорца, где встретили Петра Дена, моего крестного, и его жену Кетевани.

До чего же любопытно складываются судьбы! Много позже, когда я вышла замуж, выяснилось, что мой муж в первом браке был женат как раз на синьорине из семьи Сфорца-Чезарини. Как если бы случай или судьба предложили мне через многие годы те же ситуации и те же места, как если бы состоялось спустя полвека обещанное некогда свидание.

Вилла Сфорца тогда находилась в бедственном состоянии. Ее владелец, герцог Торлония, был холостяком и мало о ней заботился. Но в ту пору я была слишком мала для того, чтобы все это заметить. Здание занимали многие мамины друзья, русские граждане, бежавшие из своей страны, и всегда находился кто-нибудь, кто катал меня на коляске, качал на качелях, играл со мной.

Вилла Сфорца в Риме

Как только мы прибыли в Италию, Нина возобновила поиски мужа. Она сходила в посольство, навела справки о русских беженцах, но ей ничего не удалось узнать. Итак, оставалось лишь надеяться и ждать, что в один прекрасный день мы сможем вернуться на родину и мама сможет обнять своего Бориса.

Через некоторое время Нина, няня и я переехали в пансион Тэа, вблизи улицы Сарденья. Здесь у нас была всего одна комната и ванная, но маме было легче, поскольку няня могла присматривать за мной. Мама принялась за поиски работы. Она говорила по-французски, по-английски, по-итальянски и по-русски, а кроме того, играла на фортепиано, что, однако, помогало мало. Ей, правда, предложили сниматься в кино. Она сперва пришла в восторг и участвовала в пробах на какую-то роль в фильме «Бен Гур» [37] Голливудский фильм «Бен-Гур» (1925) начали снимать в Риме в 1923 г. , но вскоре поняла, что этот мир не для нее – она была слишком красивой и была бы вынуждена спать с тем или другим продюсером. Отбросив мысли о кино, она все же сумела найти работу и начала давать частные уроки игры на фортепьяно, а также уроки английского и французского языков.

Когда мама работала, я, бывало, скучала. Мы подружились с мальчиком-лифтером и он меня возил вверх-вниз по этажам. Однажды вечером, когда няня дремала, не зная, чем заняться, поскольку Нина спустилась в ресторан, я сбежала из нашей комнаты и стала искать своего друга. Но около лифта вместо него увидела молодого офицера, который сделал мне комплимент, а потом спросил, как я оказалась здесь одна. А я, маленькая глупышка, – как будто потом поумнела! – взяла его за руку и сказала: «Пойдем со мной, я познакомлю тебя с моей мамой». Он со смехом последовал со мной в ресторан. Мама полагала, что я уже давно в постели, и, увидев меня с незнакомцем, отчитала и велела вернуться. Тут же офицер отрекомендовался: «Курцио Малапарте» [38] Итальянский писатель К. Малапарте (Malaparte; 1898–1957) в действительности имел имя Курт-Эрих Зуккерт; псевдоним стал использовать в начале 1920-х гг. , а Нина ответила: «Княгиня Голицына». Он был поражен. «Возможно ли! – воскликнул он. – Подумать только, я недавно вернулся из Варшавы, и всего несколько дней назад к нам, в итальянское посольство пришел офицер Императорской гвардии Борис Голицын и просил помочь найти в Италии его жену. Он полагал, что у него должен родиться сын, но не был в этом уверен». Мама лишилась дара речи. Она уже и не надеялась, что ее муж остался в живых. С того момента она думала лишь о том, как организовать приезд отца в Италию. Мне в то время исполнилось четыре года, шел 1922 год.