Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

Возвращаюсь к рассказу о поездке моей с Клейнмихелем из Нижнего в Москву.

{Я уже говорил выше, что одежда перестроенного мною участка шоссе должна была состоять из булыжного и известкового щебня в общей сложности толщиною до 9 дюймов, считая в рыхлом теле.} Клейнмихель, проезжая в 1845 г. по означенному участку, когда он еще устраивался, нашел, что толщина одежды недостаточна и что она должна быть доведена до 12 дюймов. Несмотря на уверение мое, что это утолщение было бы бесполезно, Клейнмихель предписал мне немедля заготовить булыжный щебень на слой толщиною в 3 дюйма. Я должен был повиноваться, но, чтобы уменьшить по возможности бесполезный расход денег, я рассрочил поставку означенного щебня на 3 года, чем мог достигнуть уменьшения цены щебня с 49 руб. за куб. саж. до 37 руб. 50 коп. Клейнмихель, проезжая в 1846 г. по перестроенному мною участку шоссе, был вообще им очень доволен и нашел его прекрасно укатанным. Я воспользовался этим случаем, чтобы убедить его в бесполезности утолщать щебеночную одежду на столь прочном и хорошо укатанном шоссе, и получил дозволение не рассыпать заготовленного щебня для доведения толщины одежды {из оного} до 12 дюймов <���до того времени>, пока шоссе будет в хорошем положении, а из щебня, выставленного в это число в 1846 г. и заподряженного к поставке в 1847 и 1848 гг., употреблять незначительное количество, по мере действительной надобности, на обыкновенный ремонт.

Это распоряжение было впоследствии пагубно для одного из дистанционных инженеров {означенного} участка, M. В. Авдеева. Все лето 1847 г. я был за границей; часть лета 1848 г. я провел в Симбирске и Петербурге; временно заведовавший {в мое отсутствие} участком шоссе В. П. Стремоухов не довольно строго следил за приемом щебня, через [31] что Авдеев сделался еще менее усердным к делу. Подрядчик Д. В. Климов или его приказчики воспользовались этой небрежностью инженеров. После моего отъезда из Нижнего Авдеев получил другое назначение по службе; при приеме от него дистанции шоссе оказалось, что многие кучи выставленного на ней щебня состояли из земли и песку, обложенных только щебнем; находили даже остовы лошадей, обложенных щебнем. {Это был явный обман, за который должен был бы поплатиться подрядчик, но у него можно было удержать только то, что не было еще уплачено, а этой суммы было далеко недостаточно для приобретения недостающего щебня, так что} бедный Авдеев для пополнения недостающего щебня должен был поплатиться всем состоянием, которое он получил от своего отца. Впоследствии Авдеев говорил мне, что причиной его разорения была моя постоянная забота о сбережении казенных денег, потому что если бы я не испросил разрешения не рассыпать щебень, то он был бы рассыпан до сдачи Авдеевым дистанции, и, конечно, никто не заметил бы, при отличном состоянии существующей щебеночной одежды шоссе, что на некоторых верстах им насыпан на эту одежду слой нового щебня менее чем в 3 дюйма.

На границе Владимирской губернии в проезд мой с Клейнмихелем в 1846 г. его встретил исправляющий должность начальника V (Ярославского) округа путей сообщения полковник Шуберский, который поехал со мною в одной коляске до Москвы. На другой день выезда из Нижнего Клейнмихель был в дурном расположении духа; чувствуя себя нездоровым, он не хотел ничего есть и кухню свою отправил вперед. На одной из станций за г. Владимиром, он остановился, чтобы поесть бульон, который приказал приготовить состоящему при нем инженер-подполковнику Серебрякову. Последний, зная нетерпение Клейнмихеля, когда требуемое им не подавалось немедля, просил Шуберского и меня занять Клейнмихеля до подачи изготовленного Серебряковым супа в надежде, что при нас Клейнмихель не будет выказывать сильного нетерпения. Но мы, воспользовавшись тем, что Клейнмихель не пригласил нас {взойти} к нему в комнату, благоразумно удалились и на свободе ели очень хорошую телятину, которая в деревенских трактирах была редкостью.

В Москве я пробыл с Клейнмихелем с неделю, в продолжение которой составил описание устройства шоссе из кирпичного щебня, {о котором я уже упоминал выше}, и инструкцию о производстве опытов таковых шоссе во всех округах путей сообщения, {о которой Клейнмихель упоминает в вышеприведенном приказе от 11 ноября}.

В 1846 г. младший шурин мой Николай, оставивший до окончания курса Московский дворянский институт и поступивший юнкером в один из драгунских полков, стоявший в Курске, должен был быть произведен в офицеры. Производство затруднялось тем, что он не имел документов от Департамента герольдии о принадлежности к дворянскому роду Левашовых. В бумагах тестя моего я нашел, что при царе Василии Шуйском {190}предку Левашова за сидение под Москвою было пожаловано имение, и теперь еще состоящее во владении Левашовых в Нижегородской губернии, но весьма трудно было добыть метрические свидетельства о рождении деда и прадеда Николая Левашова для доказательства, что он происходит от них. В этом деле мне помог M. Н. Муравьев; {конечно, не было сомнения в правильности происхождения Николая Левашова, но герольдия требовала столько документов, что лица, носящие самые значительные фамилии, долго не могли попасть в надлежащую часть дворянской родословной книги. Достаточно, полагаю, упомянуть о князе Грузинском, Егоре Александровиче, происходившем от царей грузинских, которого предок выехал в Россию при Петре. Несмотря на то что он был внук выехавшего царевича, он долго не был внесен в родословную дворянскую книгу за непредставлением метрического свидетельства своего отца, сына выехавшего в Россию грузинского царевича}.

В 1846 году, помнится мне, состоялось Высочайшее повеление о том, чтобы все носящие баронский титул представили доказательства, что имеют на это право; те же, которые через год {по состоянию этого повеления} не будут утверждены в баронском достоинстве, не должны более писаться баронами. {Право на этот титул имели получившие его от германских императоров и шведских королей, пожалованные Российскими Императорами и Императрицами, а равно все те дворяне этих губерний, которые до присоединения их к России были матрикулированы, то есть вписаны в дворянскую родословную книгу этих губерний, и впоследствии в Высочайших грамотах и тому подобных актах назывались баронами.} Фамилия Дельвигов была весьма древняя, значившаяся в дворянской родословной книге во время присоединения Эстляндии и Лифляндии к России; баронский титул был пожалован королем шведским в 1721 г. одному из членов этой фамилии, бывшему полковником в шведской службе {191}. Для доказательства моего происхождения от этого полковника потребовалась длинная переписка с эстляндским губернским предводителем дворянства, который отвечал мне по-немецки, употребляя в начале своих писем длиннейшие титулы {Hochwohlgeborener, Hochgeehrter [32]и т. д.}, так что я затруднялся в придумывании, как его величать в {моих к нему} письмах. Чтобы прекратить эту длинную переписку, я просил об утверждении меня и брата моего в баронском достоинстве не по происхождению от упомянутого шведского полковника {192}, а как потомка древней фамилии, записанной в Лифляндскую дворянскую родословную книгу при присоединении балтийских губерний к России {193}, и которой члены и в том числе брат и я, неоднократно были именованы в грамотах Русских Императоров баронами. Вследствие этой просьбы было утверждено за мною и братом право на ношение потомственного баронского титула.