Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

По Петербургу в тот же день разнесся слух о бунте в Институте путей сообщения, который дошел и до Государя. Он присылал к герцогу Виртембергскому спросить о случившемся, и герцог, узнав о результате расспросов Базена, приказал непременно найти зачинщиков. Употребляли разные способы, чтобы их назвали, но тщетно. Тогда объявили, что весь выпуск оставят на целый год без производства в офицеры и сверх того выберут нескольких воспитанников, которых подозревают наиболее виновными, и разжалуют их в рядовые, а если зачинщики будут указаны, то обещали их подвергнуть по возможности легкому наказанию. Лермантов явно намекал, что между имеющими быть разжалованными в рядовые будет Пассек, так как он неоднократно замечал, что Пассек любит перорировать и имеет влияние на воспитанников. После этого некоторые из воспитанников, и в том числе Пассек, только что поступивший в институт и не сжившийся еще с новыми товарищами, а имевший более всех причины опасаться подвергнуться сильному наказанию, не выдержали и начали уговаривать некоторых воспитанников, чтобы они приняли вину на себя. Нашлись три жертвы: Страковский н, Хилевский и князь Максутов (старший брат). Сначала грозили им исключением из института, но Базен уговорил герцога ограничиться карцером на продолжительное время, и когда герцог хотел их оставить на год в том же классе института, то Базен его убедил не усиливать наказания. Впрочем, при этом Базен мог руководиться и другими соображениями. Понятно было, что институт в ряду других военно-учебных заведений был аномалией, что требовалось, при вооружении его воспитанников ружьями и при изменении возраста приема воспитанников с 16-летнего на 13-летний, хотя несколько согласить порядки института с порядками других подобных заведений. Дух старого института обыкновенно сохранялся между старыми воспитанниками, остающимися на второй год в 1-м классе. А потому решено было в этот год весь первый класс произвести в инженер-прапорщики; один из воспитанников, Бирнбаум н, так дурно учился, что его выпустить в инженеры было невозможно, и его произвели в прапорщики бывшей военно-рабочей бригады путей сообщения. Сами воспитанники 1-го класса, из которых были избраны фельд фебель и все унтер-офицеры 1-й роты, по обычной недружбе между 1-м и 2-м воспитанничьими классами, много помогли начальству в перемене его обращения. То, что проходило без замечания для воспитанников 1-го класса, ставилось фельдфебелями и унтер-офицерами, которые были из воспитанников этого класса, в вину воспитанникам 2-го класса, и когда эти последние перешли в 1-й класс, в котором не оставалось ни одного из прежних воспитанников, то новое отношение к ним начальства не было для них совершенной новостью.

Из пострадавших по <���выше>означенному делу двое были польского происхождения; хорошо, что оно случилось в начале, а не в конце 1830 г., когда началось возмущение в Царстве Польском, а то это дело могло бы разыграться очень дурно для пожертвовавших собою.

Впрочем, надо прибавить, что по окончании следствия по означенному делу Базен в присутствии Шефлера и всего 1-го класса сказал, что во все время его заведования институтом он никогда не имел подобного неудовольствия, тем более ему горького, что оно причинено его ближайшим товарищем, и что хотя Шефлер и объяснял, что напрасно 1-й класс возмутился понесенным наказанием кадет, так как в нем все портупей-прапорщики, которые ни в каком случае не могли подвергнуться такому наказанию, но он, Базен, решительно считал телесное наказание и для кадет института неприличным. Таким образом, цель наша была достигнута, и, сколько мне помнится, до произведенного в 1843 г. знаменитого сечения по распоряжению графа Клейнмихеля {344} 344 Клейнмихель Петр Андреевич, граф (1793–1869) – приближенный Николая I, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, адъютант А. А. Аракчеева (с 1812), начальник штаба воен. поселений (с 1819), главноуправляющий путями сообщения и публичными зданиями (1842–1855). При нем было закончено строительство Николаевского (сейчас Благовещенского) моста через Неву, построено здание Нового Эрмитажа, проведена Николаевская ж. д. Далее о нем во II, III и в основном в IV–VII гл. «Моих воспоминаний». , о котором расскажу ниже, такового в институте не бывало.

Я не буду описывать других менее важных беспорядков и шалостей, обычных всем учебным заведениям. Скажу только, что воспитанники особенно не любили репетитора начертательной геометрии и приложений к оной инженер-капитана Боровского н(умершего в чине полковника), который с 1829 г. начал преподавать вместо профессора начертательной геометрии подполковника Севастьянова {345} 345 Севастьянов Яков Александрович (1796–1849) – инженер-генерал-лейтенант, проф., основоположник отечественной начертательной геомет рии; окончил Институт корпуса инженеров путей сообщения, преподавал курс начертательной геометрии (с 1818), возглавлял учеб. часть института, издал первый в России учебник по начертательной геометрии на русском яз. (1821), член Совета Главного управления путей сообщения и публичных зданий (1843–1849). (умершего в чине генерал-майора). Классы, в которых преподавались лекции, были устрое ны так, что воспитанники сидели на деревянных скамьях, расположенных амфитеатром. Перед этими местами стояли кафедры и черная доска. Во время одной из репетиций Боровского, которого звали «губастиком», несколько воспитанников, спрятавшись за означенные места, кричали «губастик». Боровской, обругав воспитанников свиньями, сказал, что если они покажутся, то он с ними разделается. Ругательство это обидело всех воспитанников 1-го класса, и тогда они вышли требовать от него, чтобы он отказался от своих слов. Он не хотел и побежал жаловаться инспектору классов Резимону, но тут многие его пощелкали и бежали за ним до кабинета Резимона, в котором последним были остановлены криком: «Malheureux, que faites-vous? Vous serez contructeurs; cʼest fi ni, je ne veux rien entendre» [27] Несчастные, что вы делаете? Вы будете строителями; все кончено, я не хочу ничего слышать ( фр. ). . Чтобы понять эту весьма часто повторяемую Резимоном фразу, надо сказать, что за дурное учение и поведение выпускали воспитанников в Строительный отряд, и Резимон считал, что так как этим портилась карьера молодого человека, то выше этого наказания и не существует. Впрочем, многие из воспитанников, и в том числе я, несмотря на любовь пошкольничать, не только не участвовали в побиении Боровского, но и останавливали других. Нам не нравилось нападение нескольких десятков молодых людей на одного человека. Дело это не имело особых последствий; ворвавшихся за Боровским в кабинет Резимона он посадил в карцер, другие разбежались.