Амшей Нюренберг - Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника

Творчество «независимых» выделялось на общем фоне и новаторством художественных форм, и новизной мотивов и тем. «Их привлекает область мистики, экзотики и эротики», констатировал один из рецензентов. Одним из таких эротико-экзотических образов и культурных символов эпохи декаданса была Саломея, героиня одноименной драмы Оскара Уайльда. Нюренберг также поддался модному увлечению. С темой иудейской принцессы связаны его живописные панно «Завтрак Саломеи» и «Пир Саломеи». В центральном мотиве трапезы на берегу моря в обеих работах нельзя не увидеть сходство с картиной Матисса «Luxe, Calme et Volupté» («Роскошь, покой и наслаждение», 1904). Ее название автор заимствовал из рефрена стихотворения Шарля Бодлера «Приглашение к путешествию» (цикл «Цветы зла»): «Это мир таинственной мечты, / Неги, ласк, любви и красоты» (пер. Д. Мережковского).

Композиции Нюренберга по смыслу скорее также навеяны стихотворением Бодлера, чем драмой Уайльда: «Взгляни на канал, / Где флот задремал: / Туда, как залетная стая, / Свой груз корабли / От края земли / Несут для тебя, дорогая…» (пер. Д. Мережковского). Трагическая тема Саломеи стала для молодого художника лишь поводом для решения формальных декоративных и композиционных задач, которые он осуществил в духе своего кумира. Нюренберг чередует изображения обнаженных женских фигур в разнообразных поворотах и позах и располагает их как на фризе, вдоль горизонтальной плоскости холста или по кругу, создавая впечатление ритма плавной мелодии или движения хоровода. Сама сцена с изображением обнаженных на фоне природы имеет традиционную коннотацию с идиллическим мифом об утраченном земном рае, о первозданной гармонии природы и человека.

Произведения Нюренберга также соотносятся и с «водными сюжетами» с изображением лодок (кораблей), скользящих или застывших на водной глади (море, реке), любимыми многими французскими художниками от импрессионистов до фовистов. Мотив каравеллы (бригантины) с алыми, желтыми, белыми или цвета морской волны парусами присутствует почти во всех работах Нюренберга как персонификация юношеской мечты о таинственных и неведомых странах. Романтический образ парусника нашел выражение в ранних стихах дружившего с Нюренбергом Эдуарда Багрицкого [16] См. стихотворения «Конец Летучего голландца» (1915), «Возвращение». Литературными кумирами Багрицкого в этот период были романтики Майн Рид, Стивенсон, Р. Бернс, символисты Эдгар По, Артюр Рембо, Бодлер, Верлен, из русских поэтов — Гумилев. Катаев писал, как Багрицкий декламировал «с упоением свою знаменитую „Креолку“». См. В. Катаев . Алмазный мой венец. М.: «ДЭМ», 1990. С. 21. Нюренберг вспоминал, что поэт читал свои стихи «всем, кто любил поэзию. <���…> Читал на берегу моря, на парковой скамье, в винных подвалах, в душных кафе <���…>. Важно было, чтобы его внимательно слушали». См.: А. Нюренберг . Воспоминания. Встречи. Мысли об искусстве. М.: «Сов. художник», 1969. С. 66. и в строках его знаменитой «Креолки» (1915):

Нюренберг вспоминает, как в Париже он снимал одну мастерскую вместе с Шагалом, как оба делились вспоминаниями о своей родине и «о счастливых днях юности»: «… я ему рассказывал об Одессе. О поразившем мое юношеское воображение сказочном порте, о громадных иностранных пароходах <���…> и особенно много рассказывал о море, о его непередаваемой героической романтике в часы шторма, когда берега и я, писавший его, покрывались злой бело-желтоватой пеной. И о закатах» [17] Выделено автором. А. Нюренберг . Рукопись. C. 152. .

Во второй половине 1910-х гг. Нюренберг переходит к кубистическим экспериментам в области формы в духе Сезанна и раннего Дерена, о чем свидетельствуют его картины «Белые паруса» и «Купальщики» (обе 1916; вариант последней представлен в экспозиции собрания Одесского художественного музея) и «Натюрморт с черепом» (предп. 1918) в составе коллекции Перемена. Спустя годы Нюренберг писал об огромном влиянии Сезанна на молодых художников: «они нашли в нем мэтра, ведущего борьбу за расширение форм и средств выражения. (Здесь и далее курсив автора. — Л. В.)

Он оформил их пластическое сознание и научил их относиться к своим задачам и средствам более рационально — размышлять и обосновывать свои действия. <���…> он вернул художникам утерянные ими формальные методы» [18] А. Нюренберг . Рукопись. С. 277. .

«Белые паруса» и «Купальщики» являются реминисценцией «Больших купальщиц» Сезанна («Les Grandes Baigneuses», 1895–1905). Живопись «Белых парусов» экспрессивна и динамична. Это впечатление создается ритмическим повтором треугольной формы, подчеркнутой в структуре изображения напряженных от ветра тугих парусов, монолитных гор и тяжелых пальмовых листьев, пластичного объема густой массы морских волн и плотного пространства.

Нюренберг внимательно изучал и анализировал композиционную структуру картин Сезанна и затем, как можно видеть, применил ее в своих работах: «На первом плане строилась боковая, покрытая тенью кулиса, на втором и последующих планах сооружались кулисы, освещавшиеся по мере их удаления вглубь картины. Глаз зрителя, переходя от темной первоплановой массы к светлой, получал, таким образом, одновременное впечатление глубины и света. Этот принцип с достаточной отчетливостью может быть прослежен в его „композициях“, особенно, в „купаниях“» [19] А. Нюренберг . Рукопись. С. 276. .

Единственный портрет Я. Перемена (бумага, гуашь, тушь, карандаш; 103×70,5) создавался на основе эскиза Нюренберга. Об истории его создания поведал сам меценат в своих мемуарах спустя много лет. В конце 1918 г. в Одессе прошла наиболее успешная выставка «независимых». «Газеты были полны похвал и прославлений. В журнале „Еврейская мысль“ […] критик М. Радвиг опубликовал ценную статью [20] М. Радвиг . Цит. изд. Одесса, 1918, 28 дек. № 51–52 и 1919, № 1–2. . […] (Картины, разбираемые в статье, были в большинстве, если не все, из моей галереи, привезенной в страну)», — вспоминал Перемен. «В благодарность за многолетнюю помощь, — описывал далее он, — и за особый труд, который я посвятил для успеха выставки вообще и для каждого в отдельности, художники преподнесли мне оригинальный подарок на память: нарисовали мой портрет в форме шаржа, который отмечал мою преданность искусству. Картину сделали по этюду-экспромту Амшея Нюренберга в совместной работе всех художников, которые участвовали в вечеринке, около двадцати человек. Она была закончена с быстротою молнии, и сохранилась в моей галерее до сегодняшнего дня» [21] Перемен . Цит. изд. С. 83. .