Амшей Нюренберг - Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника

Может ли Шагал, выставляя на выставках эти гротескные и фантастические работы, рассчитывать на то, что средний французский зритель их поймет и оценит? Думаю, что нет.

Конечно, в Париже всегда были и будут любители ультраострой, мало доходчивой живописи, но не для них, надо думать, картины писали великие мастера Делакруа, Курбе, Мане, Сезанн, Ренуар и Боннар.

Все виды изобразительного искусства были близки Шагалу. Его масло, гуашь, акварели, рисунки, офорты свидетельствуют о большом многогранном мастерстве.

Мы, его друзья, удивлялись, откуда у приехавшего из Витебска такие знания, такой вкус? Мы начали к нему присматриваться, анализировать его работы. И только одно поняли — перед нами большой самородок, оригинальный, светящийся всеми цветами спектра талант, почувствовали, что этот скромный на вид провинциал, с неисчерпаемой способностью трудиться и с редчайшей волей творческой жизни, рано или поздно овладеет Парижем.

Даже его недруги (у каждого парижского оригинального художника имеются недруги) должны были признать талантливое творчество Шагала, и, наконец, сам Париж, весьма скупой на раздачу славы среди своих художников, требующий от них долголетних трудов и страданий, признал в Шагале художника с удивительной, покоряющей индивидуальностью. Париж стал другом Шагала. Художники начали называть витеблянина «баловнем судьбы».

Несколько лет тому назад я получил от Шагала новогоднюю открытку. На ней была изображена башня Эйфеля, органически слитая с уголком старого Витебска. Открытка мне понравилась. Глядя на нее, я подумал: «В ней весь Шагал со всем его духом и характерными творческими приемами».

На одной стороне — неувядаемый символ юности — ранний, романтический Витебск. Город, где Шагал впервые познакомился с простыми людьми, приходившими в знакомую парикмахерскую постричься и поделиться горем и радостями, город, где он узнал волновавшие его тайны искусства, где он почувствовал и понял поэзию простого пейзажа с низкими заборами и высоким небом. И, наконец, город, где он впервые встретил понравившуюся ему девушку, полюбил ее и женился на ней…

На другой стороне открытки — символ Парижа. Города, где он провел полвека, где он вырос, расцвел и получил мировую известность. Города, где он учился живописи у великих художников — Эдуарда Мане, Анри Матисса и Пьера Боннара.

Открытка еще показала Шагала как художника, который никогда не порывал связи с Родиной и молодостью.

Сутина открыл миллионер, доктор Барнес.

В 1923 году художественный мир Парижа был потрясен необычайным событием: известный американский коллекционер, владелец крупнейшей в мире картинной галереи, большой знаток живописи скупил все имевшиеся у продавца картины молодого, никому не известного русского художника, некоего Сутина, и объявил его творчество художественным явлением.

За работы была уплачена сравнительно небольшая сумма денег, но самый факт покупки целой коллекции картин (около пятидесяти номеров) молодого, неизвестного художника крупнейшим собирателем современного французского искусства казался настолько исключительным, что все парижские художественные газеты и журналы придали ему характер сенсации.

Кроме того, экспансивный американец позволил себе написать о Сутине восторженную статью, в которой отозвался о нем как об одном из лучших колористов нашего времени. Это оскорбило национальное чувство французской художественной прессы. Появились ответные статьи. Спор перешел в длительную дискуссию.

Но пока критики, а с ними и художники, решали эти вопросы, имя Сутина начало обрастать славой. Сутин стал известен. Торговцы и спекулянты на картинном рынке бросились скупать его полотна, цены на сутиновские картины поднялись с 300 до 15 000 франков.

Сутин стал «валютным» художником. Он переселился из грязного «Ля Рюша» [2] Ля Рюш (в пер. с фр. — Улей) — фаланстер художников в Париже в проезде Данциг. С 1900 года хозяином был ахитектор и меценат А. Буше, сдававший за символическую плату ателье бедным художникам. Среди обитателей Ля Рюша были Кремень, Модильяни, Шагал, Сутин, Архипенко и многие другие. Существует до настоящего времени. в просторное и опрятное ателье и стал ежедневно посещать ресторан. Сутин стал героем художественного Парижа. В салонах в большом количестве стали появляться холсты, написанные под Сутина — оригинального и молодого художника.

Так началась его слава.

Что же представляет собой творчество этого молодого русского художника, с такой изумительной быстротой завладевшего центром современного искусства? Что нашел Барнес в Сутине? Что такое творчество Сутина? Французское ли оно? Что ценного в нем? И кто он?

Первое впечатление от живописи Сутина — чисто французское явление со всеми его типичными особенностями. Те же формальные методы и принципы, и те же приемы. И некоторые критики, пожалуй, вполне правы, когда утверждают, что Сутин — французский художник. Но если вы внимательно изучите картины Сутина, то скоро убедитесь, что они принадлежат французской культуре только своей внешней стороной, внутренняя же сторона их остается свободной от влияния галльского духа. Внутренний облик сутинского творчества (мысль, образ, психологическая острота, настроение) был и остается русским, вернее, русско-еврейским.

Одно время его искусство считали отражением немецкого экспрессионизма во Франции. Но этот взгляд сейчас редко кем разделяется.

У каждого художника есть свой любимый учитель, которому он в первые годы формирования своего миропонимания подражает и под влияние которого он в той или иной степени попадает. Такими любимыми учителями у Сутина были два выдающихся художника нашей эпохи — Ван Гог и Боннар.

Характерно, что именно Ван Гог — художник с размозженной больной душой и острым глазом — был его формирующим мэтром. Сутин изучал и хорошо знал и других мастеров. Он вдохновлялся картинами своего друга, рано умершего Модильяни, анализировал Тулуз-Лотрека и Сезанна, но ни в ком из них он не нашел столько созвучных черт, сколько в этом офранцуженном голландце. Только в оригинальном и волнующем творчестве этого яркого индивидуалиста он увидел великий пример.

Как и его учитель, он далек от чистого искусства, т. е. искусства, существующего для наслаждения лишь одного глаза. Картина должна передавать размышления и переживания самого автора, его мысли и волнения. Она обязана заражать зрителя всем тем, что чувствует во время работы ее автор. Живопись, даже самая блестящая, — только средство, она никогда не должна быть целью.

Рембрандт, Курбе, Домье и даже Ван Гог не преследовали одних живописных идей. Их имена в истории живописи связаны не только с теми или другими формальными завоеваниями. Мы их знаем как борцов за определенные гуманитарные или революционные идеи.