Амшей Нюренберг - Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника

Нежная и богатая палитра, простые, прямые, иногда вычерченные по линейке линии, незатейливая, примитивная перспектива, базирующаяся больше на чувстве, чем на знаниях законов перспективы, простой набор живописных пятен и письмо тонкой, ничем не отягощенной рукой — вот живопись Утрилло.

Изучая его искусство, теряешься, не зная, где в нем кончается ребенок и где начинается мудрец. Он внес в современную французскую живопись утерянную ею свежесть и простоту, опять ввел в нее непосредственность, нашел живую связь между натурой и художником.

Он доказал, что можно, не пользуясь установленными в искусстве техническими знаками и приемами, создавать замечательные вещи. Что чистота в восприятии, искренность в выражении и простота средств ведут к большим завоеваниям.

Странным может показаться заслуга Утрилло в том, что он открыл и воспел Монмартр.

Были художники, писавшие без конца Париж, его улицы и переулки, но в их бесчисленных работах не было того, что мы все любим в этом прекрасном городе, — не было души, его сердца.

Большинство художников изображали Париж таким, каким его знают по фотографиям иностранцы. Утрилло же создал новый Париж. Вновь его открыл. И теперь мы ощущаем Париж таким, каким его воспел Утрилло.

Его творчество озарено романтизмом и лиризмом.

Утрилло одновременно романтик и лирик. Его биография необычайна и полна глубокой драмы. Утрилло был душевнобольным и часть года проводил в психиатрической больнице. Рассказывают, что после войны в монмартрских кабачках, где он пьянствовал, можно было за 20–25 франков достать его лучшие работы, находящиеся сейчас в музеях. Часто за стакан вина он отдавал хозяевам кабаков свои нежнейшие пейзажи.

А теперь Утрилло — украшение музеев и коллекций. А также предмет обогащения маршанов.

Вламинк

В основе искусства Вламинка лежат два организующих элемента: идеи Сезанна и принципы народного французского лубка. У Сезанна Вламинк взял идею построения картины: композицию ее цветных масс и вязку пространства. А у французского лубка — незатейливость красок, простоту письма и некоторую декоративность.

Важно отметить, что первый период творчества Вламинка, главным образом, связан с сезанновской культурой. Второй период — освобождение от влияния сезаннизма и поиск своего личного стиля. Поздний Вламинк уже наделен теми характерными особенностями, которые сделали его оригинальным и интересным художником.

Отдельные критики находят нечто общее между ним и Утрилло. В этом есть некоторая доля правды. Но только некоторая, так как между этими двумя живописцами существует слишком много различий. Различие между ними в том, что Вламинк вырос на традициях, а Утрилло их никогда не знавал. Один развивал и изменял взятое у других, другой учился, главным образом, у себя и писал, как чувствовал. Но есть и объединяющие их черты: близость к той живописи, которая лишена академичности и традиционности, свежесть и непосредственность в ощущении природы, народный дух, которым проникнута их мысль и, в известной мере, примитивность.

Как Утрилло, так и Вламинк обогатили французское искусство новыми путями и новыми возможностями. Это два богатых и совершенно чистых источника, в которых наше молодое поколение художников пыталось найти новые творческие пути.

Нежная палитра Вламинка (раньше голубо-зеленоватые и рыжие, теперь — черно-коричневые и синевато-охристые краски), неизменно хорошо обработанная мастихинами и кистью экономная форма поверхности и какая-то чисто «Вламинковская» правда — отличительные черты его работ.

Хочется отметить еще одну весьма ценную особенность, наблюдаемую в его искусстве. Это соответствие между усилием и результатам. Баланс между автором и его работой.

Отель «Друо» является настолько интересным учреждением и настолько важным фактором в художественной жизни Парижа (да одного ли Парижа?), что о нем следует подробно поговорить. Несколько слов о самом помещении отеля. Это трехэтажный огромный дом, напоминающий одновременно гостиницу, почту и вокзал. Находится в самом центре города, в пяти минутах ходьбы от биржи и окружен четырьмя тихими улицами, густо заполненными антикварными магазинами и кафе. В отеле имеется около двадцати обитых темно-малиновым сукном залов, в которых и происходит показ и продажа разных вещей.

В этих залах вы можете найти решительно все, что окружало и окружает парижанина в его домашнем быту за несколько столетий. Чаще всего вы здесь увидите проголодавшегося аристократа и разорившегося рантье. Атмосфера здесь царит исключительно деловая, как в банке. Не плачут и не смеются. Чинно привозят вещи и, не торопясь, увозят их. То рухлядь, уставшую от долгой жизни, то предметы высокой, чисто музейной ценности. Здесь вы можете найти картины, которые в Люксембурге, да даже и в Лувре не потеряются. Настоящие стопроцентные шедевры.

Недавно я видел здесь коллекцию работ Дега, пущенную в продажу его родней, и был поражен не только высоким качеством его произведений, но и количеством (около 70 работ). Для плодовитого Дега — это редчайшее количество. Коллекция состояла из пастелей, масла и рисунков и представляла, конечно, большой интерес для музеев. Она была продана за большую сумму, и купили ее, разумеется, волки-маршаны.

О больших и интересных продажах — вантах — сообщают яркие, казенного образца афиши и богато изданные иллюстрированные каталоги. В такие «большие» дни у парадного подъезда отеля вы увидите густую цепь дорогих, новеньких автомобилей. Публика — все толстые, коренастые торговцы и перекупщики с безразличными, хорошо выбритыми лицами и туго набитыми бумажниками. Перед аукционом они обычно высокомерно рассматривают выставку. Чаще всего после обеда. С расчетом провести пищеварительный час в атмосфере высокого искусства. Сегодня был «большой» день. Продавалась коллекция одного крупнейшего здешнего маршана, собирателя произведений современного искусства. Картины были проданы необычно ловко и быстро. Аукционный аппарат здесь налажен безукоризненно. В течение одного часа было продано картин на миллион и 60 тысяч франков, за которые маршан-собиратель некогда уплатил всего лишь 200 тысяч франков. Таким образом, продажа принесла владельцу изрядную прибыль — 800 с лишним тысяч франков. Какой соблазн для других спекулирующих на картинах маршанов!

Здесь как продавец, так и покупатель смотрят на картины только как на источник наживы. Подлинных друзей живописи, любящих искусство, так называемых «аматеров», вы среди них, конечно, не найдете. В Париже от былых маршанов-коллекционеров типа Дюрана, Рюйеля, Воллара и Бернгейма (старика) остались одни романтические воспоминания.