Амшей Нюренберг - Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника

Боннар выставил один большой пейзаж. Эффектное полотно! Красивый сюжет, красивая форма, красивые краски и богатейшая фактура. Впечатление такое, точно перед вами восточный старинный ковер.

Лапрад представлен двумя полотнами. Об этом малоизвестном художнике следует поговорить подробно.

Лапрад не принадлежит к школе импрессионистов или постимпрессионистов. У него свой стиль и свои живописные принципы. Палитра его скромна, цветовые отношения сдержанные. Преобладают черные, серые, бледно-желтые краски. Но с этой скромной цветовой гаммой он умеет добиваться удивительных живописных эффектов. Пишет он жирно, многослойно. Фактура его необычайно богата. А самое главное, что в его работах живет и глубоко дышит только ему свойственная тонкая поэзия. Это творчество художника, стремящегося передавать внутреннее состояние природы и вещей.

Интересен и художник Дюфи. Прекрасный живописец и блестящий рисовальщик. Мастер с ярко выраженным личным стилем. Все, что составляет его творчество — краски, композиция, форма, линии, фактура, — собственные средства выражения. Он ни на кого не похож.

Его любимые материалы — гуашь и темпера. Отсюда его условная техника. Хороши его рисунки, в них много динамичности, выразительности и легкости.

Вламинк также выставил две вещи. Натюрморт и пейзаж. Вламинк хороший живописец и, может быть, поэтому у него столько друзей.

Он пишет необычайно ловко, жирно и крепко. Его излюбленные краски: черно-коричневые и черно-оливковые. В его искусстве чувствуется искренность и простота. И сердечность.

В скульптурном отделе, как и в живописном, нет шедевров, но есть прекрасные работы, достойные внимания. Выделяется скульптура Жозефа Бернара — «Танцующий Фавн». Это лучшее произведение в скульптурном отделе. Жозеф Бернар — неоромантик и друг поздней готики. Он большой мастер, редкий знаток материала.

Интересно отметить, что в этой работе Бернара есть что-то от Майоля.

Впрочем, в Париже все художники и скульпторы влияют друг на друга. Здесь не стесняются заимствовать. Чем крупнее мастер, тем свободнее он заимствует у других. Курьезна и нелепа огромная «Венера» бывшего известного кубиста Метценже.

Несколько слов о русских. Русских, как я уже писал, много, слишком много. Писать подробно о них не стоит, так как в большинстве это отражение французов. Есть, конечно, и такие русские, которые имеют собственное лицо, но их очень немного. Отметить следует талантливых и оригинальных Сутина, Шагала, Терешковича, Кремня, Мане-Каца и других. В скульптурном отделе следует отметить молодых, талантливых мастеров: Мещанинова, Инденбаума, Лучанского, Цадкина.

По совету Мещанинова я дал на жюри две работы: «Инвалид» и «Крымский пейзаж». Больше двух работ любого художника, даже члена Осеннего салона, жюри не принимает. Спустя несколько дней я получил от Мещанинова поздравительную пневматичку:

«Сердечно поздравляю двойным успехом. Принятием твоих вещей на выставку, а тебя в члены Салона. Обнимаю. Целую. Твой Оскар. Вечером в „Ротонде“ будем пить красное вино за твой успех».

Впечатление такое, точно у меня выросли крылья.

Салоны утратили свое первоначальное значение показательной и проверочной выставки всего передового во французском искусстве и не являются, как некогда, большим событием в художественной жизни Парижа. Их открытия не ждут, как праздника, и даже их закрытия не запоминаются. Знают, что осенью должен быть Осенний салон, зимой — Зимний, а весной — Весенний. Так было — значит так и будет. Без салонов скучно. С ними сжились, к ним привыкли.

В известной степени они оживляют Париж: художнические кафе, прессу, магазины. Их внешность носит импозантный характер. Большей частью огромные залы, украшенные художественно-декоративными коврами и мебелью, пышный каталог с тысячами номеров, изящные концерты, моднейшие наряды, богатые иностранцы — все это, несомненно, делает салоны эффектными и яркими и окружает их праздничной атмосферой. И все же… они мертвы и скучны.

Через час после открытия скучно глядеть на них. Вы стараетесь как можно скорее пробежать через все тридцать или пятьдесят густо обвешанных полотнами залов и выбраться на шумную площадь, где яркое небо, автомобили и даль бульваров вас освежают и успокаивают.

Салон Независимых — один из интереснейших салонов Парижа. С его именем связаны почти все последние завоевания современной французской живописи… Нео- и постимпрессионизм, кубизм и футуризм в нем родились и выросли. Все крупные «измы» последних двадцати лет неизменно появлялись под его (некогда брезентовой) крышей. Теперь это один из скучнейших салонов, перегруженный выставочной макулатурой. 39 лет и 39 выставок! Большой, сложный путь. Но с чего путь начался, и к чему он привел?!

Салон независимых всегда был ценен как выставка, где каждый любитель, непризнанный новатор, борец за новые живописные идеи мог за известное количество франков получить несколько квадратных метров выставочной стены. Каждый мог на таких условиях пробовать свои силы. В Салоне независимых никогда не было жюри. Это накладывало на него печать свободолюбия и независимости (отсюда и его название — «независимый»). Салон независимых до сих пор гордится тем, что в его залах на равных началах могут участвовать и известный, всеми признанный живописец и никому не известный дилетант.

Благодаря такому принципу на выставку зачастую, наряду с новаторами и левыми академистами, попадали совершенно не тронутые академической выучкой любители, приносившие с собой искренность и свежесть (черты, выделяющиеся особенно выгодно в салонах). Теперь этот благодатный принцип дает лишь одну макулатуру. Нет здорового и свежего искусства любителей, давших Анри Руссо и Утрилло. Есть опошленная средним потребителем «шикарная» и «мебельная» живопись.

Обесценивает салон, правда, еще то, что его покинули последние некогда украшавшие его крупные имена. Салон окончательно посерел.

Причин угасания салонов, конечно, много. Важнейшими из них, по моему убеждению, являются:

Отсутствие новых боевых идей. Все битвы закончены, все передовые идеи вошли в обиход ателье — все «измы» получили свое должное признание. Наступила эпоха усвоения достигнутого. Некие будни. Не синтез, конечно, как некоторые увлекающиеся критики пишут, а именно будни. Французский художник теперь занят тем, что «перебирает» уже найденное. Нет новых лозунгов. И это понятно: раз их нет в жизни, то их не может быть и в искусстве.

Перенесение центра актуальной живописи из залов Большого Дворца в залы торговцев картинами.