Сергей Беляков - Парижские мальчики в сталинской Москве [litres]

Вот эту Москву увидел Мур, и она понравилась парижскому мальчику с первого же дня: “Москва – это желанные улицы и разглядывание прохожих, это кино и театры, это парки и атмосфера большого города, которую я так люблю и в которой я поистине чувствую себя как рыба в воде”. 198Его любимые места – Охотный Ряд, улица Горького, Арбат и, конечно же, Кузнецкий Мост с Петровкой и прилегающими переулками. Мур полюбил Москву уже в 1939-м, увидев ее совсем чуть-чуть, когда Сергей Яковлевич и Марина Ивановна взяли его с собой на открытие сельскохозяйственной выставки.

С тех пор Мур бывал в Москве всё чаще. Сопровождал Цветаеву, когда она везла передачи для Сергея Яковлевича и Али, или просто приезжал в гости к тете Лиле. Весной 1940-го он мечтает скорее перебраться в Москву: “…чем ближе к городу, тем лучше. Вообще я люблю город – Париж я обожаю, а в Москве мне как-то легко на душе”. 199И год спустя Мур будет писать Але в лагерь, рассказывая, как хорошеет Москва: “На ул. Горького – от Кремля до пл. Маяковского – ломают дома, строятся большие магазины и т. п. Очень красиво и хорошо – мне нравится”. 200

Впрочем, другому французу, знаменитому писателю Андре Жиду, новая Москва не понравилась. Он увидел ее после Ленинграда, города, “словно созданного воображением Пушкина или Бодлера”. Да, Москва развивается и растет, но здания, “за редкими исключениями, безобразны”, “не сочетаются друг с другом”. Повсюду стройка. Разрушают старые дома, строят новые, но “всё это как бы случайно, без общего замысла”. 201

Еще в начале марта Муля Гуревич нашел Марине Ивановне и Муру жилье в Сокольниках – комнатку всего в одиннадцать метров. Цветаева была не против, Муру же Сокольники казались почти таким же Подмосковьем, как Болшево и Голицыно: “…это, кажется, не Москва, но туда доходит метро” 202. Еще в 1935-м линия метро связала Сокольники с центром, с любимыми Муром магазинами, театрами, ресторанами. Цветаевой нравится, что рядом лес (то есть парк), вековые сосны и высаженные в XIX веке лиственницы. Но Мур раздосадован. Его интересует большой город. К природе Мур равнодушен. Но от пятнадцатилетнего мальчика ничего не зависит, и поэтому он успокаивает сам себя: “Может, в Сокольниках будет просто интереснее из-за близости с Москвой”. 203Он, кажется, вздохнет с облегчением, когда сделка с комнаткой в Сокольниках не состоится.

2-ю Мещанскую (современная улица Гиляровского), где Цветаева одно время также подыскивала жилье, Мур тоже Москвой не признал: “Отвратительный квартал, тоскливые и жуткие улицы, старые клопиные дома и злые взгляды. Точно это не Москва. Настоящая Москва – центр”. 204Между тем на 1-й Мещанской (современный проспект Мира) как раз построили новые многоэтажные здания, пусть и далеко не такие нарядные, как на улице Горького.

Марина Цветаева выросла в центре Москвы, в Трехпрудном переулке, где стоял домик ее отца, Ивана Владимировича. Дом снесут в годы Гражданской войны, точнее, разберут на дрова. Выйдя замуж, Марина Ивановна сменит много домов, квартир, комнат. До революции жила в просторных богатых квартирах – на Сивцевом Вражке, в Борисоглебском переулке и даже в собственном доме на Полянке. Жизнь в эмиграции будет совсем иной. Мур родился в домике, который Цветаева с мужем снимали в чешской деревне Вшеноры. Собственно, даже не домик, а комнату. Правда, бедность скрашивали живописные окрестности Вшенор, Горних Мокропсов и Дольних Мокропсов: маленькие дома под крышами из розовой черепицы, невысокие горы и лес, где Цветаева любила гулять.

В ноябре 1925-го переехали в Париж, где поселились сначала на рабочей окраине у крестной матери Мура – Ольги Елисеевны Колбасиной-Черновой. Хозяева предоставили Цветаевой одну из трех своих комнат, где у нее был свой письменный стол, за которым Марина Ивановна дописывала начатую в Чехии поэму “Крысолов”. Но Цветаевой там не нравилось: “Квартал, где мы живем, ужасен, – точно из бульварного романа «Лондонские трущобы». Гнилой канал, неба не видать из-за труб, сплошная копоть и сплошной грохот (грузовые автомобили). Гулять негде (курсив Цветаевой. – С.Б .) – ни кустика. Есть парк, но 40 мин<���ут> ходьбы, в холод нельзя. Так и гуляем – вдоль гниющего канала. <���…> Мне живется очень плохо. Нас в одной комнате набито четыре человека, и я совсем не могу писать” 205, – жаловалась Цветаева переводчице Анне Тесковой.

Париж – дорогой город. Небогатые люди жили там довольно стесненно. К тому же и различные районы и округа очень отличались друг от друга. Париж будто распадался “на сотни городков, каждый со своей главной улицей, со своим кино, со своими героями и сплетнями”. 206На левом берегу Сены во многих квартирах не было кухонь, что способствовало расцвету многочисленных кафе на Монпарнасе. Далеко не в каждой квартире был туалет.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ НИНЫ БЕРБЕРОВОЙ: В те годы уборные часто бывали общие, на лестнице, и там было холодно, и крючок соскакивал с петли, и весь день было слышно, как вода с грохотом срывается из-под потолка, а когда кто-то срывал цепочку, ее заменяли веревкой. 207

Берберова с Ходасевичем поселились на Монпарнасе, в комнате с крошечной кухней на бульваре Распай, что неподалеку от знаменитого богемного кафе “Ротонда”. Правда, “Ротонда” уже не была тем “паршивым вонючим кафе”, где до Первой мировой войны собирались нищие художники и поэты. Это был “памятник старины, отремонтированный, расширенный, заново выкрашенный. Иностранцы приходили и слушали объяснения гидов: «За этим столиком обычно сидели Гийом Аполлинер и Пикассо… Вот в том углу Модильяни рисовал присутствовавших и отдавал за рюмку коньяку рисунок…»” 208Да и квартирка Берберовой и Ходасевича была относительно комфортабельной. Им еще недавно приходилось ночевать в комнате для прислуги, которую почти полностью занимала огромная трехспальная кровать: “В окно была видна Эйфелева башня и сумрачное парижское небо, серо-черное. Внизу шли угрюмые дымные поезда”. 209

Совсем иначе жили люди обеспеченные или те, кто еще до революции обзавелся жильем во Франции. Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус просто открыли ключом свою парижскую квартиру в аристократическом Пасси, на улице Колонель Боннэ, и стали там жить. Их соседями на респектабельном правом берегу Сены были адвокаты, нотариусы, рантье, буржуа. Успешный адвокат, издатель, политик Максим Винавер был достаточно богат, чтобы содержать в центре Парижа огромную квартиру в старом петербургском стиле – “с коврами, канделябрами, роялем в гостиной и книгами в кабинете”. Гостиная Винаверов была в первой половине двадцатых “одним из «салонов» русского литературного Парижа. <���…> На доклады приглашалось человек тридцать”. 210Среди гостей этого салона – Бунин, Мережковский, Милюков, бывший лидер партии кадетов, к которой принадлежал и Винавер. В Париже Милюков и Винавер начали издавать газету “Последние новости” – самое успешное русское эмигрантское издание, платившее хорошие гонорары. Цветаевой там иногда удавалось печататься.