Александр Сенкевич - Венедикт Ерофеев: Человек нездешний

Судьба Александра Венедиктовича сложилась трагически, как и у многих других священников. В начале 1930-х годов он служил в храме в честь Казанской иконы Божией Матери города Ульяновска на бывшей Дворцовой улице. Это был его последний приход. В 1937 году он перенёс сложную операцию на ноге и лежал на вытяжке. 11 декабря того же года его, больного человека с привязанным на ноге камнем, арестовали по так называемому «Ульяновскому делу». Он оказался среди шести архиереев, 128 священников, тридцати монашествующих (в основном престарелых монахинь) и шестидесяти мирян, расстрелянных 17 и 18 февраля в подвале Ульяновского юротдела НКВД. Все они якобы входили в «единую общеобластную церковно-монархическую, фашистско-повстанческую контрреволюционную организацию», созданную на бумаге «умниками» из энкавэдэшников. Это была очередная акция по борьбе со старообрядцами и сектантами. «Ульяновское дело» было сфабриковано органами НКВД как одно из нескольких подобных дел в городе на Волге с целью перестать «кокетничать с боженькой». Управлением НКВД был «спущен» в областное отделение план по борьбе с религией. Согласно ему требовалось расстрелять тысячу человек, а осудить на длительные сроки четыре тысячи. Как всегда в таких случаях, план перевыполнили. Расстреляли более полутора тысяч, а репрессировали более восьми тысяч человек, из которых никто на волю не вышел. См.: Косых И. Н., Ястребов В. В. Бог есть любовь: из истории архиерейского служения в Симбирской (Ульяновской) епархии (1832—2016). Ульяновск, 2016.

Районы с суровой природой и малозаселённые, но богатые полезными ископаемыми осваивались постепенно. Первым сигналом для этого шага по освоению природных богатств было постановление Совета народных комиссаров РСФСР «Об использовании труда заключённых в местах лишения свободы и отбывающих принудительные работы без лишения свободы» от 28 ноября 1921 года. Через восемь лет, 13 мая 1929 года, вышло под грифом «строго секретно» постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об использовании труда уголовных арестантов» за подписью И. В. Сталина. А через два месяца после него постановление также под грифом «секретно» Совета народных комиссаров СССР «Об использовании уголовнозаключённых». Его цель была сугубо хозяйственная, связанная «с колонизацией удалённых районов и эксплуатацией их природных богатств путём применения труда “лишённых свобод”».

1917—2006.

1873—1924.

Реабилитация Василия Константиновича Ерофеева состоялась через 50 лет — 30 июля 1992 года. Приведу отрывок из «Справки о реабилитации»: «Изучением уголовного дела установлено, что оно возбуждено необоснованно. Поскольку действия Ерофеева Василия Константиновича общественной опасности не содержали, признаков состава преступления в них не имелось, в связи с чем он был арестован и репрессирован незаконно» (Личный архив семьи Ерофеевых).

Из выписки из Следственного дела Василия Константиновича Ерофеева от 3 декабря 1941 года, с которой я ознакомился благодаря Нине Васильевне Фроловой, можно узнать, почему он был арестован. Завхоз колхоза «Путь Ленина», в котором работал шорником Василий Константинович, передал следующие его слова, сказанные якобы в разговоре с ним: «Брось трепать языком, по всему Советскому Союзу одно блядство — довели народ до нищеты». В выписке из дела было отмечено, что арестованный похабно выражался по адресу руководителей ВКП(б) и советского правительства. В частности, он сказал: «Вот, ребята, какое правительство нам навязали. Везде хлеб гниёт, а крестьяне околевают с голоду. Разве это правители?»; «20 лет нас дураков морят»; «Всех коммунистов надо расстрелять, тогда будем есть хлеб».

Несколько слов о Рюрикове (1909—1969). Он был внебрачным сыном Сергея Терентьевича Семенова ((868—1922), писателя-самоучки, автора воспоминаний о Л. Н. Толстом. Его биография была типичной для комсомольского, а затем партийного функционера. Проучившись в педагогическом институте Нижнего Новгорода менее года, он стал завотделом, а затем секретарём редакции комсомольской газеты «Труд и быт». Это вторая половина 1920-х годов. В 1930-е годы он был мобилизован на Сталинградский тракторный завод, где совмещал работу прессовщика и электросварщика с выборной должностью секретаря комсомольской организации. В 1931—1932 годах служил в Рабоче-крестьянской Красной армии, а после вступления в 1932 году в ВКП(б) Б. С. Рюриков работал в печати, занимая различные редакторские должности. С первых дней Великой Отечественной войны он находился в качестве военного корреспондента на фронте. Когда Анна Андреевна Ерофеева появилась в его семье, Б. С. Рюриков работал в аппарате ЦК ВКП(б), заместителем заведующего Управлением агитации и пропаганды. В 1949 году был снят с этой должности «за покровительство антипатриотической группе театральных критиков».

1914—1993.

Филолог Андрей Анатольевич Архипов, знакомый Венедикта Ерофеева с 1969 года, на вопрос Евгения Шталя о Венедикте Ерофееве написал то же самое, что и его сестра. Однако он попытался ещё объяснить, почему представление в читающем обществе о Ерофееве как о пьянице неправильно по существу: «Я понимаю дело так (вкратце, конечно). Веничка всегда был погружен в глубокую грусть (об этом все говорят). Когда он смеялся, он как бы выныривал из своей печали. А потом возвращался в неё. Я думаю, что когда-то в ранней юности или в детстве он пережил какое-то ужасное событие или приступ страха, который дал ему увидеть ничтожество, пошлость и гнусность мира и людей. Он давал В[еничке] определённую мудрость пессимизма, определённое превосходство над мелкостью жизни. Алкоголь отгораживал его от этого ничтожества людей и жизни вообще. Но у алкоголя была ещё одна “функция”. В[еничка] был по природе сангвиником. Этот сангвинический темперамент то и дело прорывался через его грусть. И я думаю, что В[еничка] не хотел потерять эту грусть, не хотел утратить связанное с ней презрение к миру. И, конечно, алкоголь помогал ему погружаться обратно в страдание. Я видел Ерофеева в разных степенях опьянения или похмелья, но никогда не видел, чтобы его покинул разум: разум оставался трезв. Ну и так далее. Я мог бы продолжить это рассуждение. Важно одно, важно, что он не был алкоголиком. Это примитивное упрощение» (Шталь Е. Н. Венедикт Ерофеев: Писатель и его окружение. М., 2019. С. 27).

Эхо этого события прозвучало в первом произведении Венедикта Ерофеева «Записки психопата». В нем упоминаются имя и фамилия Лидии Ворошниной, бывшей его соученицы по кировской средней школе. Он сидел с ней за одной партой: «И я не радовался в октябре её “аресту за преднамеренное устройство взрыва” на 3-м горном участке... И ведь это — её вторая судимость!..» (Ерофеев В. В. Мой очень жизненный путь. М., 2008. С. 20).