Вячеслав Бондаренко - Отец Иоанн (Крестьянкин)

— Кайся, кайся, окаянный грешник!

Встречным людям Афанасий Андреевич давал разные мелкие предметы — щепочки, фантики от конфет, спички, стекляшки, камешки, вырезки из газет. Каждый из таких даров имел скрытый смысл, который подчас открывался людям далеко не сразу. Афанасий Сайко обладал удивительным даром: знал невысказанные мысли и чаяния, мог предупредить о чём-то, но не напрямую, а иносказательно.

Например, однажды к Афанасию Андреевичу пришёл сам председатель Орловского горисполкома — высокомерный и самолюбивый чиновник. Он снисходительно расспрашивал юродивого о том о сём, а в конце разговора насмешливо попросил угадать, что у него в кармане. На это Сайко ответил: «Там взятка, триста рублей. А дома тебя ждёт большое горе». Ответ оказался точным — взятка и в самом деле была в кармане, а дома в это время повесился единственный сын чиновника...

Дальнейшая судьба юродивого была драматичной. В апреле 1931-го его арестовали «за пропаганду против вступления крестьян в колхозы», но уже в октябре перевели в психиатрическую клинику недалеко от Орла. Там Афанасий Сайко провёл десять лет, с 1932 по 1942-й. Во время войны находился в Орле, где его дар провидения спас не одну семью от гибели во время бомбёжек. В дальнейшем его ещё дважды запирали в психиатрички — в 1948—1950 и 1950—1955 годах, причём во второй раз он содержался уже вдали от ставшего ему родным Орла — в Томске. Но и в больницах люди шли к нему чередой, передавали продукты, записки с просьбами о молитвах и вопросами. Последние годы жизни юродивый провёл на станции Снежеть Брянской области. Там он и умер 5 мая 1967 года, а к его могиле на Крестительском кладбище Орла — высокому деревянному кресту, установленному в 2005-м, — народ идёт за советом и исцелением до сих пор; недаром на погосте даже выставлен специальный указатель с надписью: «Афанасий Андреевич Сайко».

Несмотря на то, что в начале 1920-х Афанасий Андреевич был уже хорошо известен среди орловцев и за ним часто буквально ходили толпы жаждущих услышать хоть словечко, Ваню Крестьянкина Сайко выделял из общей массы. И одарил мальчика не щепочкой или фантиком, а...

скрипкой. Он же, вероятно, дал ему первые уроки по владению этим инструментом. И, конечно, Ваня не раз слышал от юродивого его любимую приговорку:

— Привыкай решать задачи, ищи родственность между предметами.

Задачи приходилось решать не только духовные, но и самые обычные, школьные. После реформы образования в Советской России была введена так называемая единая трудовая школа, но занятия шли с большими перерывами. Ваня поступил в среднюю школу-девятилетку № 8 «с уклоном учётно-финансового профиля», но в 1921 году школа закрылась. Возобновил занятия Ваня только четыре года спустя, в 15 лет, причём поступил сразу в седьмой класс. Во время учёбы он увлекался астрономией, а ближе к окончанию учёбы подумывал над тем, чтобы стать юристом. Какое-то время учился игре на скрипке. Но подлинной школой для него продолжал оставаться храм, где шло своим чередом его пономарское послушание.

А через страну продолжала катиться волна новых гонений на Церковь. Под предлогом помощи голодающим Поволжья из храмов Орловщины изымали «церковные ценности». В Орле эта кампания началась в конце апреля 1922-го, и с 1 мая по 1 июля из городских храмов было изъято более 169 пудов 22 фунтов серебра, 2 фунта 3 золотника 50 долей золота, 18 фунтов меди, 25 фунтов 93 золотника 40 долей жемчужного шитья, 147 алмазов. Один из главных теоретиков большевизма Николай Бухарин ликовал по этому поводу: «Мы ободрали церковь как липку, и на её “святые ценности” ведём свою мировую пропаганду, не дав из них ни шиша голодающим».

Многие храмы попросту закрывались и приспосабливались под иные нужды. Например, Введенскую церковь отдали под клуб «Кожтреста», церковь бывшей «малой семинарии» — под клуб 5-й больницы, Иверскую — под железнодорожную школу, Петропавловский собор передали Окружному архивному бюро, летнюю половину Михаиле-Архангельской — музею религиозных искусств. С 1917 по 1923 год в Орловской губернии было закрыто 26 православных храмов, из них 17 — в Орле.

18 мая 1922 года в Москве был заточен под домашний арест Патриарх Тихон. Это послужило сигналом для начала «церковных процессов» на периферии, в том числе и в Орле. В июне 1922-го губернский революционный трибунал за сопротивление изъятию церковных ценностей приговорил епископа Орловского и Севского Серафима к семи годам лишения свободы, а епископа Елецкого Николая — к трём годам. В сентябре 1922-го, как было сказано выше, арестовали и о. Всеволода Ковригина, и о. Аркадия Оболенского. Кроме них, тогда же были арестованы о. Иоанн Дубакин, о. Павел Святицкий, бывший ректор Орловской духовной семинарии о. Всеволод Сахаров, церковные старосты двух храмов.

Для Вани Крестьянкина особым потрясением стал арест и показательный суд над владыкой Серафимом. Знакомство Вани с ним, как мы помним, состоялось летом 1917 года, а окрепло, как можно предположить, благодаря друзьям-соседям — братьям Василию и Александру Москвитиным, детям купца Ивана Александровича Москвитина, бывшего поручителем по жениху на свадьбе Крестьянкиных. Это с ними Ваня ходил в 1920-м в паломничество к о. Георгию Коссову. И Василий, старше Вани на пятнадцать лет, и Саша, старше его на четыре года, служили иподиаконами при епископе Серафиме. Скорее всего, именно они устроили так, что Ваня тоже начал нести послушание при владыке — сначала келейником, затем жезлоносцем и, наконец, иподиаконом.

Хиротесия в иподиаконы во многом стала определяющей для дальнейшей судьбы мальчика. Ведь в этот день он крестообразно опоясался орарём в знак того, что «он с настоящего времени смирением, целомудрием чресл своих и чистотою должен стяжать себе одежду чистоты духовной: почему и не может после этого вступать в брак». Обязанностей у иподиакона немало. Он должен облачать архиерея, прислуживать ему во время богослужения, приготовлять облачение и священные сосуды к священнодействию (он может касаться только порожних священных сосудов, когда в них не содержатся Святые Тайны), содержать в чистоте покровы и светильники на престоле и жертвеннике, зажигать светильники на престоле... Надо заметить, что, согласно решению Трулльского собора, иподиаконы не могут быть моложе двадцати лет, однако на практике от этого правила часто отступали.

Владыка Серафим стал одним из главных учителей Вани Крестьянкина. «Умнейший, добрейший, любвеобильнейший — не счесть хвалебных эпитетов», — так в старости вспоминал владыку о. Иоанн. И описывал случай, произошедший в марте 1922 года: «В Прощёное Воскресенье этот Божий Архиерей изгоняет из монастыря двух насельников, игумена Каллиста и иеродиакона Тихона, — за какой-то проступок. Изгоняет их принародно и властно, ограждая от соблазна остальных, и тут же произносит слово о Прощёном Воскресенье и испрашивает прощение у всех и вся. Моё детское сознание было просто ошеломлено случившимся именно потому, что всё произошло тут рядом: и изгнание — то есть отсутствие прощения, и смиренное прошение о прощении самому и прощение всех. Понял тогда одно только, что наказание может служить началом к прощению, и без него прощения быть не может. Теперь-то я преклоняюсь пред мужеством и мудростью Владыки, ибо урок, преподанный им, остался живым примером для всех присутствующих тогда, как видите, на всю жизнь».