Лина Тархова - Заложники Кремля

Муж Галины окончил в Москве институт, затем аспирантуру и должен был вернуться в Алжир. Жена вынуждена была остаться в Советском Союзе — одна, с сыном-инвалидом.

Пятнадцать лет после этого супруги жили не как муж и жена, а как любовники. Бен-Саид проводил в Москве каждое лето и недели две зимой. Только в 90-е годы годы, в новое время он смог перебраться в Россию. Нашел здесь работу: давал уроки французского языка.

…Когда я впервые увидела Галину Яковлевну, вспомнила написанное ею в книге:

« Снова и снова я ловлю на себе его (Сталина. — Авт. ) взгляд и слышу непонятное тогда: «Похожа! »

Да, очень похожа на отца. Крупные темные глаза, твердо очерченный рот, широкие линии бровей.

Когда она смеется, суровое лицо преображается совершенно — это девчонка, которая, кажется, больше всего обожает посмеяться. Забыться в смехе.

Я благодарна Галине Яковлевне за то, что она согласилась встретиться со мной, хотя я честно призналась: к числу поклонников ее Деда не отношусь. Совсем наоборот. И она, в свою очередь, предупредила меня, чтобы я не ждала от нее дурного слова о Деде.

Разговор мы начали об ее отце, Якове Джугашвили.

— Что Вы о нем помните?

— Мне было только три года, когда он ушел на фронт. В памяти осталось нечеткое знакомое лицо и воспоминание о сильных пальцах — он держит меня повыше локтя. Мама говорила, что такие же, «железные», пальцы и у меня… Уже через неделю боев батарея отца попала в окружение. Снаряды быстро закончились. Уцелел только один свидетель последнего боя. Контуженный солдат, которого немцы приняли за мертвого. Он рассказал все папиному другу Артему Сергееву. Последнее, что солдат помнит об отце — « на старшем лейтенанте было много крови ».

Скорее всего — здесь было предательство. Слишком быстро немцы добрались до отца. У него не было при себе документов, но немцы сразу же оповестили мир, что у них в руках сын Сталина. Гитлеровцы распространяли много фальшивок, чтобы доказать, будто сын Сталина согласился с ними сотрудничать. На одной из фотографий, явно смонтированной, он сидит за столом с немецкими офицерами в старой охотничьей кожаной куртке. Как могла любительская фотография из мирной жизни, из которой явно взят фрагмент, попасть за линию фронта? Без предательства не обошлось.

— Ваши близкие хотя бы предполагали, кто это мог быть?

— Мы ничего не знали. Подозрения вообще сразу же пали на мать. Ее арестовали. Но и не будь подозрений, ее все равно ждала бы тюрьма — тогда был указ, по которому членов семей пленных офицеров интернировали.

Увели ее из дома, в чем была, в туфлях на высоких каблуках. Зимой, когда немцы подступали к Москве, заключенных перевели в Энгельс. От вокзала до тюрьмы пришлось тащиться по обледенелой дороге на каблучищах. Ма часто изображала, как конвоир ее подгонял:

— Быстрей, стрелять буду!

Она сняла туфли и доковыляла до тюрьмы босиком. Мама старалась рассказать об этом мне, маленькой девочке, позабавнее. И я всегда прыскала:

— Ну, ты прямо Зоя!

У всех на устах тогда была Зоя Космодемьянская 3 3 Партизанка, «официальная» героиня Великой Отечественной войны, повешенная гитлеровцами. Была поднята советской пропагандой до национального символа мужества. Миф о Зое, как и многие другие, рухнул, когда открылись засекреченные документы. Все, что успела сделать неопытная партизанка — это поджечь сельскую конюшню, в результате чего крестьяне лишились своих лошадей. Но не будем всуе тревожить ее тень: к созданию легенд о себе Зоя не причастна. Под пытками же — молчала, и этого еще никто не опроверг. . Мама в ответ улыбалась.

Два года в заключении она отвечала на одни и те же вопросы. Как фотография отца в куртке попала к врагу? Почему он так быстро был окружен? Отчего? Как?

К середине второго года Ма уже привыкла к тюрьме. И когда однажды услышала:

— Вы свободны, — испугалась.

— Нет, нет, никуда я отсюда не пойду!

В тюрьме однажды случился эпизод прямо-таки трагикомичный. Прозвучал обычный приказ выйти из камеры. А до этого в допросах возник перерыв, и, как все необычное, он таил в себе угрозу… Ма оказалась в длинной комнате, где за столом сидели люди в военной форме. Взгляд ее приковали золотые погоны — такие она видела только в фильмах, на немцах. Пол качнулся под ногами… Чей-то голос прогудел:

— Успокойтесь, у нас новая форма.

— А я думала — всё, — вспоминала Ма. — Это — немцы. А тут свои. Какое счастье!

Два года разлуки отучили меня от слова «мама». Так на всю жизнь и осталось это «Ма». Она не обижалась и даже приветствовала это. В слове «мама» ей слышалось что-то слишком бытовое, а люди ее поколения бежали от быта, они стремились жить возвышенным.

В конце концов с Ма были сняты все подозрения. А предатель так и остался неизвестным.

— Сталину предлагали «выкупить» сына, обменяв на Паулюса. Мать простила Деду, что он этого не сделал?

— Такой вопрос даже не возникал. Как Дед мог это сделать? Освободить сына и оставить в плену тысячи других пленных? Кто бы ему после этого поверил?

— А свой арест она простила?

— Ма была уверена, что ее Берия посадил.

— И указ о необходимости «посадки» членов семей пленных офицеров — это она тоже считала нормальным?

— Что же во время войны может быть нормального? Такую меру она, думаю, считала необходимой. Что бы ни говорили о невинно арестованных, но ведь и измены случались. Кто-то же выдал отца, например…

Но Дед не верил в причастность к этому Ма и соответственно к нам относился. Когда ее забрали, меня, по решению Деда, взяла к себе Светлана. (Галина Джугашвили была тогда слишком мала, чтобы понять, как Дед был настроен по отношению к семье пленного Якова. По иным сведениям, он считал арест невестки необходимым, Гулю же распорядился поместить в детский дом. Но Светлана — дочь Иосифа Сталина и Галина Бурдонская — жена Василия Сталина уговорили его оставить девочку в доме. — Авт. )

У Светланы уже был к этому времени маленький сын Ося. За нами смотрела общая няня. Светлана была внимательна ко мне, часто возила на своей черной «Татре». Водитель, до сих пор помню, был у нее очень красивый.

Дед продолжал заботиться о нас и тогда, когда Ма была уже на свободе. В дом доставлялась корзинами еда. Помню эти большие плетеные корзины. Всем родственникам хватало. Даже из моральных соображений мама не могла бы осуждать Деда — она же все от него принимала 4 4 После смерти Сталина родственники его тоже не были оставлены заботами. По постановлению Совета Министров от 14.11.1953 года всем внукам-студентам выплачивалась стипендия в размере 1000 рублей — вдвое-втрое выше обычной. Всем родственникам предоставлялись бесплатные путевки в санаторий летом. Правда, долларов, собранных по всей Америке для поддержки потомков умершего вождя и переданных СССР Элеонорой Рузвельт (огромную, по слухам, сумму) им не передали. Наследство же Сталина составило 30 тысяч рублей — в деньгах 1953 года. Они лежали на его сберкнижке и были разделены между его детьми и внуками. .