Лина Тархова - Заложники Кремля

…Он выбрал для страны шокотерапию, но выбрал это и для себя: «Первому, кому предстояло пройти через шок, и не однажды, через болевые реакции, через напряжение всех ресурсов — это мне, президенту». Тогдашний Ельцин был еще с нами: «Изматывающие приступы депрессии, тяжкие раздумья по ночам, бессонницу и головную боль, отчаяние и горечь при виде грязной, обнищавшей Москвы и других российских городов, вал критики, каждый день несущейся со страниц газет и с экрана телевизора, травлю на съездах, всю тяжесть принятых решений, обиду на близких людей, которые в нужную минуту не поддержали, не выстояли, обманули, — все это довелось пережить».

Однажды, наверное, стало невмоготу, и он взмолился: «Сделайте, чтобы не было больно». А скорее всего и просить не пришлось. Чуткие люди из окружения догадались сами.

И с той поры мы с президентом стали удаляться друг от друга. Люди остались в своей стране, а Ельцин оказался в совершенно другой.

Власть перемалывает всякого, с харизмою и без, и весь вопрос только в том, сколько на это потребуется времени. Как справедливо заметила бывший член Президентского совета Галина Старовойтова, политиков надо менять так же часто, как детские пеленки, и по той же причине.

Ельцин стал последним заблуждением России. Именно он излечил народ от веры в доброго батюшку-царя и стремления припасть к стопам. Отныне отношения страны и власти будет определять голый прагматизм — становится жизнь при нем лучше или нет. И никакой лирики.

Я была в этом искренне убеждена в 1998 году, когда писала это. Непростительное заблуждение! Наш народ без лирики по отношению к царю никак не может.

Я свободна изменить свое отношение к Ельцину, а вот дети его, внуки, зятья?.. Меняется ли он в их глазах — или они меняются вместе с ним?

Как-то знакомому журналисту удалось «разговорить» зятя Ельцина Валерия Окулова, тогда еще штурмана. Мой коллега летел с ним одним рейсом. Валерий рассказал некоторые подробности своей семейной жизни, которые добавляют штрихи к портрету клана Ельциных. Роли в нем поделены однажды и навсегда. Наина Иосифовна — «хранительница домашнего очага… Она, ну, как наседка, опекает всех». Больше всего, конечно, забот у нее о главе семьи: «Не принимай близко к сердцу», «Зачем так остро все воспринимаешь?» Она может только уговаривать, советовать, но повлиять на мужа, например, отговорить от участия в том или другом мероприятии, — «для нее это немыслимо».

Окулов отрекомендовался сторонником Ельцина. При встречах передает тестю, что говорит о нем народ. Зять искренне восхищается своим родственником.

Он планомерно делал карьеру: штурман, старший штурман, командир корабля, первый заместитель генерального директора акционерного общества Аэрофлот, и.о. генерального директора, генеральный директор, заместитель министра транспорта. Сейчас — член совета директоров ОАО «Аэрофлот». Другой зять, Алексей Дьяченко, успешно осваивался в бизнесе, связанном с обработкой древесины.

Как-то Ельцин признался, что семья его крайне политизирована, все они уже — часть его самого. Между домочадцами даже существует «разделение труда» — кто какие телеканалы смотрит, какие газеты читает. Впечатления обсуждаются при общих встречах. Правда, как с гордостью заявила Наина Иосифовна журналисту, бравшему у нее интервью, еще никому не удалось сообщить Борису Николаевичу новость, о которой бы он не знал.

Но, судя по «Запискам президента», он не очень-то прислушивался к домашним. Больше того, считал такое «прислушивание» одной из роковых ошибок Горбачева:

«Мне кажется, этот стиль в России всегда был распространен, когда что-то пытались решить через жену, родственников правителя. А особенно он распространился при Брежневе с его характером, и, к сожалению, как мне кажется, этот стиль получил неожиданно мощный толчок благодаря Раисе Максимовне Горбачевой.

Мне совсем не хочется быть злорадным, говорить какие-то обидные слова ей «вслед». Но я прекрасно знаю, что именно с горбачевской поры отношение у наших женщин к «первой леди» особое, раздраженное.

…Когда Горбачев приезжал с работы на дачу, мне об этом рассказывали охранники (кому теперь эти люди с кобурой под мышкой рассказывают байки о Ельцине? — Авт.), Раиса Максимовна встречала его у дома и водила вокруг — один, второй, третий круг: она снимала напряжение у мужа. (Пройти полагалось определенное число кругов. Считать их обязан был следовавший за супругами охранник. Время от времени Раиса Максимовна интересовалась:

— Сколько мы прошли?

Если телохранитель не мог точно ответить, получал нагоняй. — Авт..) Это очень важная деталь. Во время этих прогулок он рассказывал ей весь свой день, буквально по минутам. Таким образом, жена Горбачева не просто была в курсе, она была в курсе всего.

И рано или поздно это не могло не сказаться — и сказывалось — на его отношении к людям, к назначениям, к политике в целом.

«Когда я прихожу домой, жена и дочери порой тоже, заведенные телевизором, газетами, новостями, слухами, кидаются с вопросами и восклицаниями: папа, как же так, да как же он, а что же ты… Приходится довольно резко их останавливать: отстаньте, дома мне политики не надо».

Наверное, и эту страницу Ельцин был бы не прочь вычеркнуть из своей книги. Какое там «дома мне политики не надо»… Неожиданно для самого президента его дочь оказалась самым влиятельным политиком 1996 года!

В августе 95-го Татьяна родила сына Глебушку. Он появился на свет там же, где и остальные кремлевские дети и внуки, в Центральной клинической больнице, или попросту ЦКБ. Журналисты разведали, что половина 7-этажного здания, где располагается роддом, рассчитана всего на 60 рожениц. Оборудован роддом, разумеется, так, как не номенклатурным женщинам и не снилось. Запрет на закупку зарубежного медицинского оборудования к Кремлевке не относится. Есть здесь в родильном отделении первое в России, а может, и до сих пор единственное, кресло Рома. Это такое замечательное устройство, которое делает роды почти безболезненными. Женщина раскачивается в нем, причем она может делать это даже и сидя на коленях у мужа, и рожает ребенка легко и естественно, насколько, разумеется, это возможно.

Так вот родился и сын Глеб. Помню, услышав, какое имя получил новорожденный, я вздрогнула. Вовсю бушует чудовищная война в Чечне, Ельцину и всем его родственникам по седьмое колено объявлена чеченцами кровавая месть… А молодая мать называет новорожденного Глебом. Теперь у нее Борис и Глеб, Глеб и Борис. Имена святых братьев-великомучеников, погибших страшной смертью. Рисковая, отчаянная эта мать!

Мало кто знал тогда, насколько президентская дочь рисковая и отчаянная. Глеба Татьяна родила тридцати пяти лет. Она возилась с пеленками, кормила младенца (крестный отец — Александр Коржаков; во время крещения Глебушка, ко всеобщему восторгу, обдал струёй специально купленный к событию новый костюм крестного) и томилась ощущением неправильности своей жизни. Не то она делает, что должна бы!