Лина Тархова - Заложники Кремля

Расслабиться вот так, полностью, можно только со своими людьми — с родными, друзьями.

Друзей в Свердловске было много. Их отсутствие семья остро переживала в Москве, куда в порядке партийной дисциплины Ельцин перевелся в 1981 году, не догадываясь, на какую высоту вознесет его судьба. В 1991 году, отмечая свое 60-летие, Борис Николаевич Ельцин, тогда еще Председатель Верховного Совета РСФСР, пригласил к себе «узкий круг» друзей — человек сто. Один из гостей, Анатолий Семехин, фотокорреспондент ТАСС по Свердловской области, бывший «личный» фотограф Ельцина, рассказывал: среди собравшихся было очень мало политиков, а только близкие имениннику люди — те, с кем Ельцины учились, с кем сплавлялись во время отпуска по реке Чусовой…

В тот раз Ельцин вывез гостей за город, под Зеленоградом был арендован пустующий по зимнему времени пансионат. Столы ломились от традиционных русских яств — икра, осетрина, балыки… Бессчетно доставлялись к столу вышколенными кремлевскими официантами бутылки с сухими винами, сорокаградусной, армянским коньяком, к которому у юбиляра особая слабость. Гости лихо отплясывали, водили хороводы. Но больше такой вольности — собрать на свой праздник только близких людей — Ельцин-президент уже не сможет. День рождения политика — не праздник, а продолжение политики другими средствами.

Вскоре свердловские знакомцы выпали из круга общения Ельцина. Теперь за столом президента сидели начальник его охраны Александр Коржаков и глава службы безопасности Михаил Барсуков. Рядом занимали места тренер по теннису Шамиль Тарпищев, управляющий делами администрации президента Павел Бородин, спикер Совета Федерации Владимир Шумейко, министр обороны Павел Грачев, начальник службы протокола Владимир Шевченко. Обычно собиралось 12 — 15 супружеских пар, принадлежавших одному кругу.

Но как же Ельцину поначалу не хватало земляков — уральцев, таких же понятных, «своих», каким был сам. Многих переманил он в Москву. Звал и Семехина, но тот отказался: «Не люблю Москву». Ельцин «здорово обиделся». Но это не изменило решения фотокорра: «Меня устраивает то, что я в Свердловске… И потом — зачем? Москва — очень тяжелый город».

Понимал ли Ельцин, насколько «тяжелый» город Москва? Если и понимал, то, конечно же, все равно был уверен: он-то в столице сумеет жить не по ее, а по своим законам.

«Исповедь на заданную тему» хранит черты того Ельцина, который скоро оказался в Москве партийным диссидентом. Его не удивляли — потрясали! — нравы столичной партократии. Очень скоро свердловчанин понял, что в Златоглавой ценятся не принципиальность и деловитость, а прежде всего правильное поведение. За тяжелую, тем более мерзкую, работу надо хорошо платить, и, пишет Ельцин, угодливость и послушание очень хорошо оплачивались всевозможными льготами, спецбольницами, спецсанаториями, прекрасной цековской столовой и таким же замечательным столом заказов. «И чем выше поднимаешься, тем больнее и обиднее их терять, тем послушнее и исполнительнее становишься. Все продумано… А если уж ты забрался на верхушку пирамиды партийной номенклатуры, тут все — коммунизм наступил… Коммунизм создает Девятое управление КГБ. Всемогущее управление, которое может все».

То был Ельцин периода непримиримой борьбы с привилегиями. Он тогда записался в районную поликлинику и по утрам ездил в переполненных автобусах, хотел услышать, что народ говорит о советской власти. А жена и дочери ходили в поисках продуктов в обычные магазины, где уже ничего не было.

Особенно потрясла его и всю семью летняя резиденция в Архангельском под Москвой, которую пришлось занять (раньше в ней жил Горбачев, но он переехал в другую, выстроенную специально для него).

«Уже снаружи дача убивала своими огромными размерами. Вошли в дом — холл метров пятьдесят с камином, мрамор, паркет, ковры, люстры, роскошная мебель. Идем дальше. Одна комната, вторая, третья, четвертая, в каждой — цветной телевизор. Здесь же, на первом этаже, огромная веранда со стеклянным потолком, кинозал с бильярдом, в количестве туалетов и ванн я запутался, обеденный зал с немыслимым столом метров десять длиной, за ним кухня, целый комбинат питания с подъемным холодильником. Поднялись на второй этаж по ступеням широкой лестницы. Опять огромный холл с камином, из него выход в солярий — стоят шезлонги, кресла-качалки. Дальше кабинет, спальня, еще две комнаты, непонятно для чего, опять туалеты, ванные. И всюду хрусталь, старинные и модерновые люстры, ковры, дубовый паркет и все такое прочее.

Когда мы закончили обход, старший охраны радостно спросил: «Ну, как?» Я что-то невнятно промычал».

Уже сама подробность описания передает потрясение Ельцина.

«Я что-то невнятно промычал. Семья же была просто ошарашена и подавлена».

Семья Ельциных ко времени переезда в Москву сильно разрослась. Елена, закончившая, как и отец, стройфакультет Уральского политехнического, вышла замуж за симпатичного летчика Валерия Окулова. Зять не только нарушил кастовый закон, появившись в семье первого лица области как бы «ниоткуда», он был еще и разведен, что тоже нарушало негласные номенклатурные традиции. Но это не помешало молодым жить в согласии, родить двух девочек (опять девочки!) Катю и Машу.

Младшая, Татьяна, вопреки родительской воле, (Наина Иосифовна даже плакала, отговаривая), захотела учиться в Москве. Несмотря на свой мягкий характер, проявила вдруг настойчивость и упорство и поступила на один из сложнейших факультетов МГУ — вычислительной математики и кибернетики.

В университете Таня вышла замуж за Вилена Хайруллина, тоже студента. Брак длился недолго — муж закончил учебу на год раньше и уехал к себе домой в Уфу. «Доброжелатели» транслировали оттуда слухи такого рода, что Татьяна подала на развод. Имя первого мужа было вычеркнуто из истории клана Ельциных

По окончании университета дипломантке предложили работу на одном из столичных предприятий, где она занималась программированием.

Однажды Татьяна представила родителям молодого человека: «Валерий Дьяченко».

Дьяченко закончил МАТИ. По словам Татьяны, познакомились они, катаясь на лыжах в Крылатском, Валерий помог ей найти варежку, упавшую в снег. Они работали в одном КБ большого завода, однако Татьяна видела его впервые. А Валерий, подавая молодой женщине варежку, знал, чья она дочь.

После визита Наина Иосифовна спросила мужа: «Ну как, скажи свое слово». — «Нет, не я женюсь, а дочь, пусть она и решает, никаких советов давать не буду…»

Младший зять Ельциных нарушил партийные традиции даже в большей степени, чем старший: он занялся делом, ранее считавшимся номенклатурой почти греховным — бизнесом. Но это не помешало Ельцину, по его собственному признанию, принять дочерних мужей как своих сыновей.