Виктор Максимов - Исповедь старого солдата

У старых солдат остается тревога, боль, кровоточат старые раны — за будущее людей, за то, чтобы будущее еще и состоялось…

На следующий день наша делегация прибыла в госпиталь ветеранов войн на Широкой речке. В конференц-зале нас ждали заместитель начальника госпиталя по медицинской службе Нина Александровна, члены общественного совета госпиталя, ветераны, заведующие трех отделений и несколько врачей.

Я не ошибусь, если скажу, что присутствующие были определены заранее. И, возможно, подготовлены к встрече с немецкой делегацией.

Нина Александровна поздоровалась с гостями, передала привет от начальника госпиталя Семена Исааковича Спектора, находящегося тогда в Канаде. Рассказала историю госпиталя, условия работы, форму и содержание медицинского обслуживания пациентов. Определила важную роль госпиталя в лечении ветеранов, не забывая заметить, что госпиталь — крупнейший в России.

Особенно старательно остановилась на вопросе о постоянной помощи госпиталю и заботе о ветеранах правительства области и губернатора лично: построили новые столовую и клуб, идет строительство поликлиники. Позднее я увижу в два этажа огромный плакат, видимый за версту с информацией о поддержке строительства поликлиники партией «Единая Россия» и правительством области.

На самом деле деньги собирались с народа, с самих ветеранов и отбирались у таких организаций, как тот же Билимбаевский психоневрологический интернат, нищий до предела, еле живущий и то благодаря гуманитарной помощи от германского Общества. Казалось, что Нина Александровна в какой-то момент захлебнулась от дифирамбов. Пауза затянулась…

Обратил внимание, с каким удивлением Ханнелоре Дандрес слушала хвалу власти и в недоумении окидывала взглядом присутствующих. Нина Александровна, заметив, что я веду запись на видео, растерялась и после каких-то пустых фраз спохватилась и скромно поблагодарила за гуманитарную помощь госпиталю германское Общество помощи ветеранам войн России. Без каких-либо комментариев…

Откровенного разговора с обеих сторон не получалось. Все замкнулись, молчали. Ощущалась скованность, если не сказать — стыд за самих себя перед немцами. Не верилось, что какое-то время назад встречи были шумными, радостными, с огромным чувством взаимного понимания и выражения дружбы и благодарности.

Причиной всему, что происходило сейчас, был письменный отказ начальника госпиталя, заместителя правительства Свердловской области Семена Сектора Ханнелоре Дандерс, которую ранее он боготворил и выражал свои чувства открыто и был рад этой дружбе немало лет. Теперь Спектор отказывался от гуманитарной помощи, которую ранее получал с благодарностью и признанием, от помощи, которая спасала тяжело больных, продлевала им жизнь.

Годы правительство Свердловской области не удовлетворяло потребности госпиталя в денежных средствах и, вне всякого сомнения, сотрудники и персонал госпиталя не только знали, но и на себе испытывали тяжелые последствия отказа от гуманитарной помощи, на которой госпиталь держался последние, самые трудные годы. И этот позорный отказ стоил многим ветеранам преждевременной смерти.

Немцы рассчитывали на этот раз получить откровенную информацию о положении дел в госпитале и надеялись на восстановление возможности оказывать гуманитарную помощь ветеранам войн области.

Все присутствующие сидели с озабоченными, серьезными лицами и понимали незавидное положение Нины Александровны и свою роль во все происходящем, тем более что Спектор по телефону из Канады дал указание принять немецкую делегацию на самом высоком уровне.

Я хорошо знал настоящее положение вещей в госпитале. Спектор сам пытался восстановить контакт с нашим Обществом. Будучи «затычкой» в правительстве, как он говорил мне сам, все же он оставался врачом. И я надеялся на определенный шаг в пользу восстановления отношений с германским Обществом. Я понимал сложившуюся ситуацию, но в разговор вмешиваться не стал, понимая бессмысленность этого.

Разговора не получилось. Поступило предложение познакомиться с госпиталем. Немцы уже успели пройти по коридорам с кроватями вдоль стен. Видели переполненные палаты, духоту и тесноту в них.

Делегацию не провели по палатам, а показали огромный зал новой столовой, в основном пустующей, только незначительная часть которой была заставлена столами. Получили разъяснение: в отделениях имеются свои столовые, и больные кушают у себя на местах, а в полутемной столовой едят «афганцы» и «чеченцы». Необходимости в новой столовой не было.

Конечно удивил клуб. Огромное помещение, чудесные кресла, обстановка и оформление, сцена, театр. Но тут же выяснилось, что все культмассовые мероприятия проводятся в старом клубе.

Чего только ради пиара не сделаешь! А немцы, мягко говоря, очень растерялись, когда увидели в коридоре у дверей кабинетов ожидавших приема старых ветеранов, висящих на костылях или опирающихся на палочки, а то и сидящих на корточках в заполненном коридоре. Ни одного стула, ничего, на что можно присесть. Удивлению моих немецких друзей не было конца, и все это на фоне громады столовой и клуба. Вдобавок немцы во всем обвиняли меня. В госпитале нет стула для инвалидов войны, там, где стул обязан быть.

Рольф Леманн в одном из холлов госпиталя пристально рассматривал скульптуру: на ладони лежит пораженное пулей сердце, а ниже кисти, как браслет, обойма патронов и надпись на каждом их них: Вьетнам, Корея, Афганистан, Чечня…

— Справедливо, мудро и смело. Молодцы, — слова бывшего немецкого генерала. Я солидарен с Рольфом Леманном, ничего не скажешь.

В узком кругу от администрации госпиталя, общественного совета во время обеда, данного администрацией, делового разговора также не получилось. Вопроса, касающегося положения в госпитале, не существовало, хотя он был на виду и постоянно давал о себе знать: медикаментов не хватает в первую очередь…

Пройдет немного времени, и все же Спектор обратится к Обществу за помощью… Но тогда, за обедом все молчали. Отделывались редкими репликами, пустыми вопросами. И только тост за дружбу немецких и российских ветеранов взорвал всех единым порывом.

Зашумели, задвигались, лица расплылись в улыбках, открытых и искренних, и все внутренние тревоги, которые были, исчезли.

Раскрылись души людей, особенно ветеранов. Все было искренне, я чувствовал, понимал и приветствовал тост, который снял с моего сердца тяжесть, вызванную ситуацией в госпитале.

Немцы покидали госпиталь в сдержанном молчании. Я их понимал, особенно Ханнелоре. Они были в поиске ответов на увиденное и услышанное, многое им было непонятно.