Захар Прилепин - Родная речь, или Не последний русский. Захар Прилепин: комментарии и наблюдения

Язык романа динамичен, ёмок. Я противник так называемой ненормативной лексики. Но как упрекнёшь Прилепина за матерок, срывающийся с уст его героев? В боевой обстановке, под пулями, когда на твоих глазах гибнут друзья, по-другому не скажешь: уйдёт правда жизни. Да и не злоупотребляет автор, просто говорит на языке солдата, и ему веришь.

Молодой писатель-боец не боится окопной грязи, запаха пороха и нечистот. Его сцены «зачисток» и операций порой излишне натуралистичны. Но опять-таки — как обвинишь в этом автора, который даже дома продолжает жить на войне, она возвращается к нему в ночных кошмарах и не покинет до конца жизни. Жестокая правда о войне нужна для того, чтобы войн больше не было. И это нравственно.

Олег Тюлькин

журналист, писатель [ «Хроника», 07.09.2005]

У Прилепина получился не мрачный безысходный дневник, не разрозненные «записки из сапога», структурированные в некое подобие книги, а настоящий, полноценный, современный роман. В нём и страстная любовная история, закончившаяся трагедией, и сумасшедший боевой драйв, и грязный юмор войны, абсолютно немыслимый в условиях мирной жизни. Сюжетная линия безупречна настолько, что не придерётся даже самый придирчивый критик. Язык — качественный, живой, кипящий. Читаешь и обжигаешься, но остановиться просто невозможно. Порой навещают совсем уж крамольные мысли в духе раннего Маяковского: если и нужна была эта чеченская бойня, то лишь для того, чтобы на свет появился роман «Патологии».

Станислав Панкратов

[форум «ArtOfWar», 26.05.2005]

Ну, не нахожу я таких слов, чтобы передать здесь своё впечатление от романа, нет таких слов в привычном литературоведении! Роман написан живою кровью. В литературном и психологическом аспекте это и не роман даже — это такой сгусток живой армейской жизни, кровавых событий, навязанных всем нам в начале 90-х… И ещё скажу: чтобы только прочитать такое — нужно собраться с мужеством. Уровень правды в романе Захара Прилепина — потрясает. Причём роман написан не как современная страшилка, отнюдь. Это и сильная литература, и новое слово в военной прозе.

Георгий Анджапаридзе

кандидат филологических наук [ «АПН-НН», 12.09.2005]

Это — настоящая, крепкая проза очень одарённого человека. Она прозвучит особенно ярко на фоне вялых современных «текстов», которые сегодня публикуются в огромном количестве.

У Прилепина — удивительно ёмкая стилистическая манера: «Сапёры, еле слышно плеская густо-грязной водой, ходят в темноте по лужам, как тихо помешанные мороки». (Ищут противотанковые мины.)

А вот как даётся ощущение города Грозного: «Первые руины третьей мировой источают тепло… — констатирую я, впав в лирическое замешательство. — Птиц в городе нет. Наверное, здесь очень чистые памятники. Если они ещё остались…»

Юрий Козлов

писатель [ «Литературная Россия», 30.08.2005]

Это роман о войне без идеи войны.

Испытание войной по Прилепину — это испытание адом (без смягчающих обстоятельств), и каждый тут определяет собственное место сообразно своим человеческим (или нечеловеческим) качествам.

Это не столько литература, сколько «крик» «безъязыкой» войны, которая наконец обрела возможность нарушить долгое молчание.

Это роман о цене человеческой жизни в современной России, о бесконечном нравственном падении тех, кто по идее должен защищать народ, о поголовном воровстве и предательстве.

И в то же самое время — это роман о солдатском братстве, о мужестве, о чести и достоинстве, о противостоянии безобразному и несправедливому миру, уродующему слабые души и ожесточающему души сильные.

Степенью этого ожесточения, собственно, и определяется крепость существующего в России порядка вещей. Народ добр и безволен — но это не может длиться вечно.

Сергей Белавкин

писатель [ «По бульвару», 2005]

Как мне показалось, «Патологии» для Прилепина — что открытая рана, когда мясницким ножом без наркоза отсекли живую плоть, которая больше не приживётся, или тяжёлые роды для женщины, после которых наступает бесплодие. Прилепин честно и откровенно поведал о событиях, которые лицемерные политиканы, депутатишки заигрывающих с народом партий до сих пор не отважились назвать войной, всего лишь «наведением конституционного порядка», рассказал, как видел и как знал, выплеснулся весь, без остатка. «Патологии» — его, рождённое в муках, поте и крови дитя. Что же дальше?

Сергей Князев

филолог, журналист [ «Хроника», 2006]

В 2005 году писатель Захар Прилепин вошёл в шорт-лист премии «Национальный бестселлер» с дебютным романом «Патологии» — автобиографическим сочинением о Чечне.

Второй его роман «Санькя», выпущенный издательством «Ad marginem», также оказался в финале «Нацбеста»: бывший омоновец Прилепин стреляет довольно кучно.

Да, омоновец. Бывший нижегородский филолог, милиционер, прошедший обе чеченские кампании, многодетный отец, ныне — журналист и активист Национал-большевистской партии, — в общем, в свои 30 уже человек с биографией.

И впечатляющую свою биографию он конвертировал в роман — не менее впечатляющий. Про то, как вялотекущая позиционная война прогнившей, но оттого не становящейся менее кровожадной и подлой власти с одной стороны и радикальной молодёжной группировки «Союз созидающих» — с другой, перешла в активную фазу, а главный герой Саша Тишин, которого бабка с дедом зовут Санькя, и его бойцы захватывают в губернской столице здание местной администрации…

«Гадкое, нечестное и неумное государство, умерщвляющее слабых, давшее свободу подлым и пошлым, — отчего было терпеть его? К чему было жить в нём, ежеминутно предающем самоё себя и каждого своего гражданина?»

К чести Прилепина, как всякий настоящий художник, он выше, больше, интересней, нежели его политическая программа. Не уверен, что показать это входило в замысел автора, но читателю очевидно: Санькя и окружающие его пацаны и девушки, ровно как и те, с кого их образы списаны, идут в политику и, если угодно, революцию не ради власти, денег, самоутверждения, стремления к справедливости и так называемой свободе, а скорее от растерянности перед жизнью и от отвращения к ней — что бы там ни говорил их вождь, «философ, умница и оригинал Костенко», легко угадываемый прототип которого, надеюсь, ещё получит жернов на шею за соблазнение малых сих.

Претензии «Союза созидающих» к власти, так же, как и реальных нацболов, скорее этического и эстетического характера, нежели политического. Но хороший человек — не профессия; убожество оппонента и собственные страдания ещё не аргумент, а честность — не идеология. Союз созидающих? Что, спрашивается, созидающих? Ничего, кроме партии, показывает Прилепин, построить эти хорошие в сущности люди не в состоянии. Они не принимают окружающей их жизни, а другая им просто неизвестна — и потому выбирают то, что выбирают.