Игорь Ротарь - Исповедь бывшего журналиста. Тайны российской журналистики от перестройки до наших дней

С ныне страшным таджикским диктатором Эмомали Рахмоном [7] я познакомился во время гражданской войны, когда он был еще председателем кулябского облисполкома. Я пил чай с лидером Народного Фронта, уголовником с 23 летним стажем, бывшим буфетчиком Сангаком Сафаровым [8], когда к нему, кланяясь зашел какой-то человек. Это и был ныне могущественный Эмомали Рахмон. Кстати, тогда он еще не был таким толстым (меня всегда удивляла эта особенность бедных стран – добившись власти их лидеры сразу полнеют).

Именно, Сангак Сафаров привел к власти Эмомали Рахмона, и ходили слухи, что с таджикским президентом уголовный авторитет обращался, как с мальчиком на побегушках. Увы, в мирное время бывшему буфетчику пришлось пожить совсем недолго. По наиболее распространенной версии Сан- гак Сафаров «вспылил» и застрелил своего бывшего сподвижника, полевого командира Файзали Зарипова, после чего охрана последнего открыла огонь, и в результате начавшейся перестрелки погибли 17 человек, в том числе и бывший лидер Народного Фронта.

В любом случае, эта смерть была выгодна Эмомали Рахмону, который очень быстро превратился в могущественного диктатора.

Но наиболее (относительно) близкие отношения среди среднеазиатских лидеров у меня были с киргизским президентом Аскаром Акаевым [9].

Единственный киргизский ученый мирового уровня, настоящий интеллигент, великолепно знающий как русскую, так и зарубежную литературу, этот человек резко выделялся на фоне коллег-соотечественников и был, без сомнения, «белой вороной».

Мое знакомство с Акаевым произошло в начале 90-х. Я был на пресс-конференции киргизского президента в Москве, где он рассказывал о великолепном положении русскоязычных в республике. Увы, это не соответствовало действительности – русские массово уезжали из страны. В своей статье я вначале процитировал киргизского президента, а потом описал реальную ситуацию в республике.

На следующий день мне позвонили из киргизского посольства: «Аскар Акаевич приглашает вас на свою подмосковную дачу. Он очень нуждается в вашем совете».

Дача Акаева совсем не походила на президентский дворец – это был небольшой, но добротный деревянный дом. В прихожей стояло несколько пар лыж, все было по-домашнему, очень уютно. Выяснилось, что еще со времен ленинградского студенчества Акаев любит лыжные прогулки по зимнему лесу.

Киргизский президент встретил меня в тренировочном костюме.

– Игорь, все, что вы написали, – правда. Да, русские уезжают, хотя я и делаю все возможное, чтобы они остались, – сказал Акаев, наливая мне в пиалку чай. – Вы поймите: Киргизия – глубочайшая провинция. Нам очень не хватает знаний. Вот вы бы взяли и написали нам концепцию национальных отношений. У меня есть идея привлечь в республику специалистов из России, Европы, США – нам очень нужны грамотные люди.

После посиделок на подмосковной даче я неоднократно встречался с Акаевым в Киргизии. Во время каждой из таких бесед я искренне восхищался совсем «нецарской», очень интеллигентной манерой поведения моего собеседника, и в то же время ловил себя на мысли, что киргизский президент выглядит все более усталым и даже растерянным.

Грусть Акаева была объяснима. Его благие помыслы и начинания плохо приживались в местном «климате». Дело в том, что киргизский лидер стремился построить в своей республике классическое демократическое государство, «среднеазиатскую Швейцарию», как писали журналисты.

Увы, киргизы явно не были к этому готовы. Построить демократию в дикой стране оказалось наивной утопией. Сам Акаев был бессребреником, но вокруг воровали все, включая его родственников. Киргизский президент просто не мог в одночасье изменить свой народ: в республике процветали клановость, кумовство, коррупция. Не выдерживая столь травмирующих столкновений с реальностью, бывший ученый все чаще искал утешения в бутылке.

В конце концов, в киргизском президенте разочаровался и Запад. При явной помощи США – американское посольство в открытую субсидировало как оппозиционную прессу, так и саму оппозицию – произошла перешедшая в погромы «тюльпановая», или, как ее чаще именовали в самой республике – «урючная революция». Вряд ли в Белом доме тогда представляли, какого джинна они выпускают из бутылки.

И, наконец, я довольно много общался со знаменитым чеченским террористом Шамилем Басаевым. [10]

Первый раз Басаева мне довелось увидеть в 1993 г. в Абхазии, где он возглавлял отряды, сражавшиеся с грузинскими войсками.

У штаба северокавказских добровольцев в Сухуми я спросил невысокого молодого мужчину, где я могу найти их командира. «А вы кто?» – вопросом на вопрос ответил боевик. Узнав, что я корреспондент, незнакомец ответил: «Я и есть Басаев – спрашивайте».

В ту пору ныне знаменитый террорист казался достаточно застенчивым человеком. Чувствовалось, что он еще не привык общаться с журналистами и старается отвечать так, чтобы не попасться на «провокационные» вопросы.

Вторично я беседовал с Басаевым вскоре после нападения на Буденновск. Он был уже совсем другим. В его движениях чувствовалась уверенность в себе, но во взгляде появились усталость и грусть. Разговор сначала не клеился. Чувствовалось, что Шамилю смертельно надоели спрашивающие одно и то же корреспонденты.

Неожиданно положение спас бывший вместе со мной московский представитель Кестонского института (английская организация по защите религиозных свобод в странах бывшего социалистического лагеря) Лоренс Юзелл. Он вдруг обратился к Басаеву: «Как вы, верующий человек, пусть и для доброго дела, могли переступить через смерть невинных людей?!». Этот вопрос не на шутку задел «героя», и мы до четырех утра беседовали на философские и теологические темы.

Создавалось впечатление, что гибель мирных жителей не дает покоя совести командира, и ему хочется доказать самому себе, что в Буденновске он поступил, как и подобает истинному мусульманину. Интересно, что Басаев даже пообещал Юзеллу пустить православного священника отслужить службу на братских могилах русских солдат под Ведено.

Следующая моя встреча с Басаевым произошла приблизительно через год. И вновь я столкнулся как будто бы с незнакомым человеком. Басаев уже больше не проявлял веротерпимости: «Никаких попов на свою территорию я не пущу! Юзелл – американский шпион, и я не буду прислушиваться к его мнению».

Однако и во время второй моей встречи с Шамилем Басаевом он еще не был сторонником «перманентной исламской революции». Шамиль заявил мне тогда, что после окончания чеченской войны, он удалится в горы и станет «обычным пчеловодом». Увы, знаменитый террорист не выполнил своего обещания.