Игорь Ротарь - Исповедь бывшего журналиста. Тайны российской журналистики от перестройки до наших дней

В советское время уроженец Ташкента Юрий Иванович Петров был очень успешным человеком. В 40 лет он был заместителем главного редактора русской редакции радио Узбекской Советской Социалистической республики, вел детскую передачу «Моему юному другу», писал сказки и, в общем-то, был счастлив.

Но, тут наступило перестройка, которую Юрий Иванович, как человек демократических убеждений, встретил с восторгом. Увы, вскоре в независимом Узбекистане зарплата журналиста упала до 50 долларов по курсу в местной валюте, прожить на эти деньги было просто невозможно.

Тогда Юрий Иванович вместе с женой поехал в Москву. Но найти там работу по специальности (уже не тот возраст) не удавалось. Жена скоро Юру бросила и устроилась сиделкой к старушке – москвичке. Юра же перебивался случайными заработками, которых, учитывая, что надо было оплачивать еще и квартиру, хватало лишь на дешевую еду.

Пример Юрия Ивановича типичен. За исключением Казахстана зарплата в новых независимых государствах Средней Азии была такой, что прожить на нее было просто невозможно, и несколько миллионов местных русских просто вынуждены были вернуться на свою историческую родину.

При этом, Юрию Ивановичу еще повезло – в Узбекистане хотя бы не было гражданской войны, а вот таджикским русским нередко приходилось бежать из страны налегке. Стоимость недвижимости в русских поселках энергетиков опустилась до несколько сот долларов, но даже в Душанбе проданной квартиры хватало только на то, чтобы оплатить отправку контейнера с вещами в Россию.

Интересно, что среднеазиатские русские довольно сильно (причем в явно лучшую сторону) отличались от своих соплеменников в России: они были более доброжелательны, очень трудолюбивы, и среди них почти не было алкоголиков.

«Когда я приезжаю в Россию и вижу эти полуразвалившиеся избы с удобствами на улице, вечно пьяных мужиков, выклянчивающих деньги на выпивку, то прихожу в ужас – неужели это мой народ!» – несколько свысока рассказывала мне в 1991 году ухоженная русская душанбинка Светлана.

У нее была прекрасная трехкомнатная квартира в центре, машина и дача с бассейном в горах. Когда я с ней познакомился, то она искала работу: «такую чтобы ничего не делать, но получать много денег». Увы, этим планам не было суждено сбыться, началась гражданская война. Сейчас Светлана живет в поселке на Ставрополье в хибаре с туалетом на улице.

Трудно сказать, чем объясняются отличия среднеазиатских русских от россиян. Возможно, это связано с тем, что среди них много потомков сосланных кулаков. A может, особый склад местных славян связан и с тем, что в Среднюю Азию ехало множество романтиков-специалистов, всерьез мечтавших «поднять эту дикую окраину». Кстати, с похожим типом людей я столкнулся на Камчатке, которую также приезжали осваивать со всей страны.

Как бы там ни было, но отличия были так велики, что возникла даже идея компактной «русской Средней Азии» в России. Так, выходцы из Таджикистана решили построить компактные поселения, выгодно отличающиеся от вымирающих деревень русского Нечерноземья.

Однако вскоре энтузиазм переселенцев резко пошел на убыль. Пожалуй, больше всего иммигрантов удивляли нравы местных жителей: «Те, кто у нас в Таджикистане считались пьяницами, на фоне местных выглядели трезвенниками. Мы не хотим отдавать детей в детские сады, так как все деревенские дети ругаются матом».

Надо сказать, что неприязнь к приезжим испытывали и сельские жители. За иммигрантами укрепилось устойчивое прозвище «таджики». Их считали высокомерными и даже «ненастоящими русскими». Раздражение вызывали и богатые библиотеки, которые привезли с собой беженцы, и то, что они готовы работать по двенадцать часов в день, отказываясь при этом от ежевечерних посиделок за бутылкой самогона.

Вот, например, как описывает эту проблему в замечательном романе «Хумборобад», русский писатель, беженец из Таджикистана Андрей Волос:

«Он много бы мог рассказать лейтенанту, объясняя, почему на них жалуются деревенские! Конечно – пришлые! Вроде – русские, а живут – как чучмеки! Все у них не как у людей! Да они ж даже водки не жрут! Выпьют маленько – и все, руки кверху! Нет, чтоб по-нашенски – до усёру! И гуси почему-то крупные, гладкие, не чета деревенским! И в огороде все гуще растет! И козы, черт бы их побрал, доятся! Нам, деревенским, молоко продают! – это ж какую наглость надо иметь! И ведь, чего доброго, еще и коров заведут! И дома построят! И в домах-то у них все будет не по-человечески – да хоть бы даже и горячая вода! И дети-то у них вишь как: в институт! Паша, ты же хотел на программиста! – нет, папа, я теперь в Тимирязевку – нам ведь тут жить! да еще оттуда: не надо денег, я на стипендию… а если что – так заработаю! и два раза в месяц – сюда, в Завражье, к отцу – помогать на стройке! а спросишь – да как же ты, Павел, а занятия? – а я все сдал, я свободен. Вот такие! будто в них какие-то моторчики без конца жужжат, жужжат, жужжат, толкают, не дают остановиться!..».

Увы, в реальности денег на то, чтобы построить дома хватило очень у немногих. Большинство «таджиков» жили во временных вагончиках, отапливаемых печками-буржуйками.

«Зимой к утру температура в наших хибарах опускается до нуля. Люди не выдерживают таких условий. Все, кто смог, уже давно уехали из поселка. В основном здесь остались жить одни старики», – рассказывает мне переселенец из Таджикистана Анатолий Травкин.

Он не скрывает, что сочувствует Русскому Национальному Единству и мечтает «о том дне, когда Горбачев и Ельцин будут висеть на одной осине». Взгляды таких людей можно если не оправдать, то по крайней мере понять. В своей прошлой, душанбинской жизни Травкин считался преуспевающим геофизиком. У него была хорошая квартира, интересная работа и великолепная по советским меркам зарплата (более 500 рублей в месяц). Сегодня же бывший геофизик перебивается случайными заработками и пишет злобно-отчаянные письма российскому руководству.

В итоге идеи компактных поселений окончились крахом. Лишь единицы таджикистанских русских остались в сельской местности. Почти все уехали искать счастье в большие российские города. Кому-то из них повезло, но большинство устроилось гораздо хуже по сравнению с тем, что они имели на «малой родине» в далекой Азии.

Одним из специфических направлений журнализма является правозащитная деятельность, которую Александр Колесниченко в своей книге «Настольная книга журналиста» называет адвокативным направлением журналистики.

«Здесь журналист берет на себя роль критика властей, действия которых рассматриваются как потенциально опасные для граждан. Журналист играет роль «сторожевой собаки» общества (англ. Watch dog). Председатель российского фонда защиты гласности Алексей Симонов приводит такую метафору: общество – корабль, власть – штурвал, который управляет кораблем, журналисты – корма, которая уравновешивает корабль и не дает ему перевернуться при слишком резком повороте руля.