Юрий Безелянский - Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

9-го, в понедельник с утра, с увлечением читал записки Михаила Козакова о том, как ему жилось в Израиле: «Все было бы бэсэдер (в порядке), если бы не одно маленькое обстоятельство…». Все-таки чужая кругом жизнь, плюс ностальгия, и он вернулся в Москву, к Покровским воротам. А еще слушал радио: по Р-1 какая-то актриса читала мой очерк о Кшесинской (и надо сказать плохо, невыразительно), а по «Надежде» шло повествование о Скрябине, — уже читал я. Ну, а к вечеру на Речном вокзале, на 6-м причале наш ждал не «Александр Пушкин» (что было бы приятнее), а «Георгий Димитров», на котором было запланировано небольшое путешествие и банкет по случаю 5-летия «Вечернего клуба». И, как пел Леонид Осипович:

Пароход не шел, а стоял у причала и далеко не белым лебедем, а слегка потрепанной посудиной, но дареному коню, то бишь, кораблю, в зубы не смотрят, тем более, что досталась каюта полулюкс. А вот банкет был отменным. Его вел Борис Брунов. Все пили вдоволь, а мы с Ще весьма осторожно — итальянский «Пьямонт». Познакомились с Александром Михайловичем Борщаговским, старейшим писателем, и молодой звездой, Владимиром Вишневским. Он заявил за столом, что читает и вырезает Безелянского. Подарил свою книгу «Спасибо мне, что есть я у тебя». Ну, а в книге сплошные приколы, типа одностишия: «Нет времени на медленные танцы!..». Подарил свою книгу и Виктор Шендерович (и он, оказывается, читает меня): «…В деревне Гадюкино дожди». На память запишу и строки Шендеровича:

Все мило, почти талантливо, печально и иронично — все мы немножечко Шендеровичи и каждый из нас по-своему Шендерович, — позволю себе перефразировать классика. Россия, русская река Волга, плывет теплоход «Шендерович», — это уже сказал на банкете Брунов. Когда предоставили слово мне, то я сказал, что надеюсь, что «Вечерний клуб» останется в истории культуры и российской журналистики.

Ремарочка.Увы, потонул, сгинул «Вечерний клуб», хотя часто слышу, как вспоминают эту газету и мои публикации в том числе (26 мая 2011).

Была остановка на пристани «Хвойный бор», были запланированы шашлыки на воздухе, но отменены из-за дождя. В Гадюкино дожди?.. Рядом с «Димитровым» стоял в бору «Ленин», и иностранцы с удивлением смотрели на загадочную русскую реку и на нас, аборигенов.

Потом было музицирование в кормовом зале, и Шендерович даже проиграл фрагмент «Порги и Бесс» Гершвина. Кто-то пел:

На следующий день, 10-го, в 16.15 причалили к Речному вокзалу. Отдых или пауза закончена, и снова жу-жу и кружу.

12-го запись передачи «Старая квартира» — 1949 год. Пригласили писателей Данина и Борщаговского, балерину Лепешинскую, актера Владлена Давыдова (майор Кузьмин в фильме «Встреча на Эдьбе», 1949 — красавец), Оскар Фельдман, Джуна, Роза Багланова («Ах, Самара-городок, беспокойная я, успокой ты меня…»). Запись прошла более слаженнее и четче, чем предыдущие.

14-го, в субботу, вышла полоса о Федоре Сологубе, и забыли дать фамилию автора. Какого?! Михайлов потом долго извинялся.

Лев Соловейчик, муж Люси, подарил мне изданную им книгу «Князь Палей. Поэзия, проза, дневники» (тираж 1.150 экз.). Открыл книгу: «Не зажигай огня… Останься… Помолчим…». Все замечательно, но не для сегодняшнего дня. Кругом фонтанирование, кружение, визжание. Какие-то сумасшедшие звонки, дикие предложения, миражи и воздушные замки. Реальность была одна: посещение Тютчевского дома в Армянском переулке, 11, где Тютчев жил в молодые годы до отъезда в Германию. Особняк князя Гагарина, в котором разместился Детский фонд. Лиханов прочитал в «Работнице» моего Тютчева, сказал: «Изящно… Кто это написал? Найдите!..». Нашли и пригласили. Показали все комнаты и залы, рассказали об экспонатах и попросили написать о музее. Помощница Лиханова, некая Нелли Константиновна, пообещала: «Я вас возьму в Мюнхен…». Там должна состояться презентация тютчевского альбома. Мюнхен — это новая Панама?..

Посмешил Сергей Юрский своим самоинтервью: «Материальное положение? — На плаву… Здоровье? — Здоровье поганое… Настроение? — А настроение хорошее…».

21 сентября вышла в эфир «Старая квартира». За счет монтажа кадров программа была динамичной (а съемки были тягучие). Приятно, что остался в программе весь монолог Ще о кукле, да плюс дали на весь экран фотографию маленькой Ще с куклой — две куклы! Ще загордилась и сказала: «Какая я красивая!». А смотревшие в Тбилиси заявили: вылитая Леван Ильич!.. В титрах — крупно: консультант Юрий Безелянский. Так кто я? Консультант или писатель? Надо разбираться…

Если честно, то я устал от многочисленных обещаний. Я за язык никого не дергаю, а ОНИ обещают и обещают, только смущают мой покой. Чиж извела будущим знакомством с итальянским издательством «Мондо-дори». Тютчевский музей обещает поездку в Мюнхен. А тут возникла Гета (Генриэтта) Репинская из Би-би-си-М (программа «Дом 7, подъезд 4») и сказала, что календарь Рюрика будут широко использовать в своих программах, и пообещала вывести на полезные издательские контакты. Запахло Англией?..

В «Книжном обозрении» познакомился наконец-то с Татьяной Ивановой, литературным критиком. Сказала, что я — единственный спец в календарном деле и бросать это ни в коем случае нельзя. Из разговора с ней понял, что писательское сообщество — это свора собак, никто не дружит и все только тявкают и кусают…

В АТВ критикуют сценарии Славкина, и мне пришлось заняться поисками дополнительной информации по 1950 году. Листал дневники Чуковского и Пришвина, поднял свои. Непутевая жизнь. Отец в лагере, мать ездила к нему, я оставался один, куча друзей, девочки, танцы, футбол, книги, стихи, проблемы в школе, «выделялся, как писал классный руководитель, недостаточные волевым напряжением, размагниченностью…». Из личного, не школьного дневника: «Грусть и тоска. Какая-то злоба на всех…». А винить надо было прежде всего самого себя — за леность, отсутствие целеустремленности, за чрезмерные юношеские удовольствия и т. д. Но в зрелые годы я искупил все свои грехи, став трудоголиком, фанатиком своих литературных увлечений… И остается подверстать признание Мих. Козакова: «К женщинам поостыл. Глаз ценит — сам спокоен…».

Никак не освою итальянскую пишущую машинку «Оливетти» — много загадочных клавиш, — и видно к тому же, что я к технике туповат. Впору подпевать 5-летней девочке, которую услышал в нашей роще: