Юрий Безелянский - Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

Заезжал тут в магазин «Москва». «Любовь и судьба» вся распродана. Купил двухтомник Вячеслава Иванова. Одно из ранних стихотворений -1890 год:

И вот, в вынужденной эмиграции в Италии (1944):

В этом «инобытии» я порой и пребываю… После Нью-Йорка уже в Москве, в «Сударушке» вышел мой Саша Черный. В «ВК» переименовали рубрику «От Юрия Долгорукого до Юрия Лужкова» в более нейтральную: «Московский календарь Ю.Е.». А читатели все тоскуют о закончившемся «очаровательном любовном календаре».

28-го уютно сидел дома, работал, звонок: срочно надо ехать во «Времечко» получать деньги. Это не вызвало никакого энтузиазма: опять ехать! Поехал, отвалили полмиллиона… Во «Времечко» подкидываю им разные информационные шпаргалочки.

1 февраля смотрели по ТВ повтор «Старой квартиры» — 1948 год, и снова крик Гриши Гурвича: «Славянофил Славкин против западника Безелянского!»

Я, конечно, весь в своих делах, но все же успеваю по газетам и ТВ следить, что происходит в любимой России. Генерал Александр Лебедь дал сердитое интервью французскому «Экспрессу», которое перепечатали «Известия»: «Мне надоел хаос в России». «Не проводятся реформы, «царят несправедливые законы». И еще отметил Лебедь: «Народ, к которому я имею честь принадлежать, отличается ослиным терпением… Люди научились только выживать, а не жить. Я хочу им вернуть вкус к жизни». На вопрос корреспондента: «Вас иногда сравнивают с Пиночетом. Что вы об этом думаете?», генерал ответил: «Ровным счетом ничего. Моя фамилия — Лебедь».

Вот так афористично и коротко. И хлестко, и вот на этом фоне я, если выражаться по-старомосковски, кручусь как рыжик в уксусе. В «Крон-пресс» выплатили лишь часть гонорара, и надо клещами вытаскивать другую. Пескова продолжает водить меня за нос и говорит, что ведет переговоры с Михаилом Шемякиным о рисунках в «Сад любви». Мол, 150 тысяч долларов уже достала на книгу. С подачи Черторицкой ведутся переговоры об интервью с Рыбкиным, нынешним секретарем Совета безопасности. В «Работнице» вышел материал об Игоре Северянине, неплохо иллюстрированный. «Арт-фонарь» потух, гикнулся, закрылся, ну, и т. д.

Из увиденных фильмов следует отметить «Колено Клер» Эрика Ромера (1970) — мечта дотронуться до молодого колена… и экранизация «Мелкого беса» Сологуба. Вечные российские бесы — политические или бытовые, мелкие, похотливые, завистливые…

11 февраля поход на Ильинку и часовой разговор с Иваном Петровичем Рыбкиным, который я начал так: «Я не представляю никакие официальные СМИ, я работаю только на себя. И поэтому, в данном случае, не выполняю ни чей социальный заказ, а просто хочу поговорить, как творческая личность, с Вами, человеком, который взошел на российский Олимп. Интересно, что у Вас на душе. Талейран говорил, что слова нам нужны для того, чтобы все скрывать, но давайте приоткроем немного завесу… И сразу первый вопрос. У боксеров есть такой термин — держать удар. Вы когда читаете о себе критику, держите удар?..».

Отвечал Рыбкин малоинтересно с обилием слов, в которых тонул смысл. В середине интервью позвонил Черномырдин, и я стал невольным свидетелем разговора двух высших лиц государства. Присутствующий пресс-секретарь Игнатьев сфотографировал Рыбкина и меня на фоне Кремля, нет, Кремля не было видно, но казалось, что державные башни где-то рядом и молча стоят на страже России.

13-го в «Вечорке» вышло «13 февраля», в «ВК» — Московский календарь, а сам поехал в журнал «Родина» отдавать Борисенку «1932 год».

Редакция помещается в доме на Моховой, где когда-то была приемная «дедушки Калинина». Далее ВК, Домжур…

На следующий день ездил в издательство «Вагриус». Костанян с грустью сообщил, что никак не может уговорить «главных лиц» издать мои книги, но вывел на какого-то Романа, который сбирается издавать красочные однодневные календарики.

Печатал интервью с Рыбкиным, в газете «Мир печати» вышел «Сан Луи — город нашей юности». В эфире шла «Старая квартира» (1950), но в показе уже нет новизны, хотя кто видел, все ахают. Кассирша в «Диете»: «А я вас видела по телевизору!..» Боже, какое счастье!.. Хотя для нее, возможно, это запоминающийся момент среди ее скучной и нудной работы. Шепот на улице: «Смотри! «Старая квартира» пошла!..».

Немного политики. Комсомолка отмечает, что «купить значки и сувениры со свастикой, фашистскую униформу не сложнее, чем блок сигарет или шоколадку…». Море фашиствующих газет, от «Штурмовика» до «Завтра», где площадными словами выруганы все, от премьера Черномырдина до журналиста Сванидзе. Вот стиль прохановского «Завтра»: «…Ну, а где народ? Где мученики за него и страдальцы? Где вожди забастовок, народных походов и маршей? Где русские Мартины Лютеры Кинги? Радованы Караджичи? Махатмы Ганди? Они ушли из замерзающих городов и селений и в Думе упрямо и важно добиваются поправок к Конституции. К той самой, которая, по народному поверью, является женой Константина Борового…»

И как все это комментировать? Полная разнузданность и, конечно, явная провокация против власти. Но власть почему-то все «кушала» и молчала. Свобода слова?.. (Последние фразы не из дневника 1997 года, а из книги «Огненный век», изданной в 2001 году).

От общественного к личному. Жуткий замот, усталость, нет продыха от дел, побаливает сердце и отдает в левую руку… Но кручусь, в том числе в двух глянцевых журналах, причем в «Космо» ругают «Каприз» и говорят, что скоро загнется, а в «Капризе» утверждают, что «Космо» — это дрек и скоро растворится. Я печатаюсь и там, и здесь.

18-го отвез интервью с Рыбкиным в «Профиль», а оттуда с Таганки на Арбат на запись «Старой квартиры» — 1953 год. Лучший номер — ансамбль Локтева и юные «зернышки», которыми руководила Тамара Синявская. Ну, а похороны Сталина — мрачная сцена, Хорошевцев читал под Левитана, и у всех в зале под кожу полез липкий страх…

У меня, как у архивариуса, был небольшой текст на вопрос: «О чем мы не сказали в нашей программе?» После съемок ко мне подошел какой-то чин из Западной префектуры и пригласил выступить у них.

— Я — человек камерный, — сказал я устало.

— Мы сделаем Вам маленький зал, — отпарировал он.

Реакция на мое интервью в «Профиле»: очень «нежное», необходимо вставить какой-то резкий компромат. Я отказался: «Компроматами не занимаюсь, не мой профиль». Я — не Минкин, я другой…