Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

Я понял, что голову снова придется морочить генералу, но как я ни старался, связаться с ним не удалось. На контакт Шавров идти не желал, оставался неуловим и недосягаем. Думаю, Зинченко быстро подсуетился и доложил начальнику, что его протеже уж больно капризен, а Шаврову вникать в суть вопроса и разбираться с адресами квартир и вариантами, конечно, было не с руки.

Тем временем в Ленинграде начался крупный международный шахматный турнир, куда пришел первый секретарь горкома партии города – Борис Иванович Аристов. Руководитель Шахматной федерации Ленинграда представил меня и рассказал Аристову, что я уже в течение двух лет маюсь в общежитии, где подготовку к соревнованиям сложно назвать качественной.

– А почему раньше не пытались решить вопрос? – спрашивает пытливо Борис Иванович.

– Пытался, – рапортую. – Командующий военным округом даже давал распоряжение, но его до сих пор не выполняют, а у меня даже нет возможности об этом сообщить. А вы не могли бы связаться с генералом Шавровым?

– А зачем нам генерал? Мы и без него справимся.

– Как без него?

– Очень просто. Командующий военным округом – член бюро горкома партии. Именно горком постоянно выделяет квартиры военным. Так что не вижу никакой проблемы в том, чтобы одну из этих квартир сразу выделить вам. А ему потом сообщим, что его распоряжение выполнено – Карпов квартиру получил.

И мне выделили шикарную квартиру на Гражданке на Ольгинской улице в доме Академии наук, где жили такие потрясающие ученые, как, например, Жорес Алферов. Там я прожил чудесные несколько лет, а в семьдесят пятом, став чемпионом мира, получил неожиданное предложение Аристова расширить жилплощадь. Конечно, я его принял с благодарностью и уже через несколько дней ехал с ордером смотреть новехонькую квартиру на Наличной улице возле порта в конце Васильевского острова – весьма неплохое место.

Квартира оказалась достаточно просторной, светлой, удобной – придраться было не к чему, даже если бы возникло желание. Вполуха слушая, как управдом расхваливает мои будущие метры, я уже думал о переезде: «Наконец-то можно будет выделить большую площадь под библиотеку. Книги должны аккуратно стоять на полках, корешок к корешку. Вот красота будет. И полки, и шкафы без проблем привезу, и диван любых размеров. Благо сейчас поднимались на грузовом лифте, так что при желании и рояль доставить можно». Я улыбнулся собственным мыслям – и вдруг ощутил непонятное беспокойство. Что такое? Почему? Откуда? Квартира отличная. Место прекрасное. Из окна открывается Большая Нева: ширь, простор, благодать. Дом практически сдан, лифты благополучно функционируют, мусоропровод исправно работает. И тут молниеносный прострел.

– Скажите, – спрашиваю, заранее предвидя ответ, – а где лестница?

– А лестницы нет, – пожимает плечами управдом. – Не предусмотрена в проекте.

– Как нет?

– Очень просто: нет.

– Даже пожарной выносной?

– Никакой.

– Поверить не могу! Как такое возможно?!

Управдом окинул меня хмурым взглядом:

– Зачем тебе лестница, если лифт есть?

– А электричество отключат – тогда что? Это, между прочим, восьмой этаж.

– Так тебе, чай, не восемьдесят. Мог бы и пешочком.

– Мог бы, но не хочу. Не дай бог пожар или еще какой форс-мажор.

В общем, дом без лестницы меня не устроил, и вскоре я получил смотровую на квартиру в только что вышедшем из капитального ремонта доме на улице Марата. Шикарный район возле Невского, хороший дом, отличная квартира. Двор ничем не отличался от привычных ленинградских колодцев, но мои окна располагались на пятом этаже, а потому должны были хорошо пропускать свет. Я с легкой душой подписал на смотровой согласие и уехал на какой-то турнир. Вернувшись, обнаружил, что меня с пятого этажа спустили на второй (поменяли местами с какой-то заслуженной актрисой) и даже выписали ордер. Второй этаж с окнами во двор в Ленинграде, где свет проникает только сверху, – это непроглядная темень круглые сутки: уныние, недостаток витамина D, упадок сил, депрессия. Все это не было предметом моих мечтаний, и переезжать на Марата я отказался. Как оказалось, к лучшему.

Вскоре я получил просторную квартиру в сталинском доме на Петроградке на последнем надстроенном этаже. Полагаю, кому-то, въехавшему туда после меня, очень повезло. Я сделал отличный ремонт, но в квартире практически не жил. Так случилось, что как раз в это время родители перебрались из Тулы ко мне в Ленинград, получили жилплощадь на Васильевском острове, и мне было удобнее жить вместе с ними. Бо2льшую часть времени я проводил в разъездах, и так хотелось, возвращаясь, ощущать прелесть домашнего уюта и тепла родных, что одинокие стены собственного жилья оставались непривлекательными.

Мне нравилась жизнь в Северной столице, навязчивые мысли чеховских героинь «В Москву! В Москву!» меня не одолевали, но в жизни часто что-то происходит помимо твоей воли. Ты не строишь планы, не задумываешься, не мечтаешь, но обстоятельства вмешиваются сами и предлагают тебе очередной поворот судьбы. Впрочем, это не совсем так. Переезд в Москву я «спровоцировал» своими победами. Просто, выигрывая, я никогда не преследовал цели сменить место жительства. Когда в семьдесят восьмом году я одержал верх над Корчным, меня пригласили в ЦК партии и объявили, что, по их мнению, чемпион мира все-таки должен жить в Москве. Я возражать не стал. В связи с бесконечными перелетами это действительно было намного удобнее Ленинграда, аэропорт которого в те времена работал в основном на внутренние рейсы.

Честно говоря, начиная с семьдесят шестого года я уже с трудом сам мог определить, кем являюсь: ленинградцем или москвичом. В городе на Неве всегда ждали родители, там были любовь, свет и тепло, а с Москвой была связана любимая работа, которая составляла большую часть жизни. Кроме того, в Москве я перестал скитаться по гостиницам, получив служебную квартиру в Аптекарском переулке. История ее обретения тоже довольно забавна и наглядно демонстрирует то, насколько неожиданно полезными могут оказаться случайные знакомства. Так случилось, что, много играя в Голландии, я сдружился с послом СССР в той стране Александром Иосифовичем Романовым. Он был большим ценителем шахмат и тенниса, в который частенько приглашал играть на корты посольства своего приятеля – посла США в Голландии Голда. Отношения двух стран никогда не были особо теплыми, но это совершенно не мешало послам государств проводить вместе свободное от работы время и дружить семьями. Приятельствовали Романовы и с послами других стран, которые приходили в гости на различные вечера, в том числе и шахматные.

На одной из таких встреч жена Романова – Галина Васильевна – сказала мне: