Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

– Наверное, это ужасно неудобно жить в Ленинграде и постоянно мотаться в Москву для оформления бумаг. Вы же постоянно в разъездах!

– Честно говоря, да, – признаюсь. – В гостиницах останавливаться неудобно. Постоянная головная боль с бронью, но что ж поделать.

Мои слова услышал посол и тут же откликнулся:

– А я в хороших отношениях с Промысловым [38] Промыслов Владимир Федорович – председатель исполкома Моссовета. . Позвоню ему обязательно, попрошу вас принять.

Слово свое Романов сдержал: вскоре после этого разговора меня пригласили в приемную Промыслова, который без лишних экивоков сразу сказал, что вопрос поставлен правильно и против выделения мне квартиры в Москве он не возражает. Для решения вопроса к заявлению я должен был приложить письмо от Министерства спорта, что они поддерживают идею выделения мне жилплощади в столице. Я никак не ожидал, что министр Павлов вдруг заартачится, но Сергей Павлович отреагировал довольно бурно:

– А почему именно вам? У нас есть и другие великие спортсмены, которые живут даже не в Ленинграде и в еще более стесненных условиях!

– Согласен, но квартиру выделяют именно мне. Что я должен делать: отказаться?

– Отказываться не надо, но и о других подумать тоже можно. Мы напишем в письме, что одобряем выделение вам «служебной квартиры».

Квартиру я должен был получить в потрясающем месте – в Безбожном переулке рядом со станцией метро «Проспект Мира» в новом доме с замечательной планировкой и интересными соседями. Так, на одной лестничной клетке меня ожидало соседство с генеральным секретарем Коммунистической партии Чили – Луисом Корваланом, сбежавшим из своей страны после военного переворота.

Но упорство Павлова нарушило мои планы на знакомство с чилийским коммунистом: в соответствующих органах дали понять, что «гостиница» рядом с Корваланом крайне нежелательна и может стать угрозой его безопасности. Так что с мечтами о жизни в Безбожном переулке пришлось расстаться и согласиться на пристанище в столице в переулке другом – Аптекарском.

В квартире по предложенному адресу не было ничего примечательного, мне она не понравилась ни расположением, ни планировкой, но времени на выбор мне не давали, и я согласился отчасти потому, что было у этого жилья одно очень важное преимущество: квартиру давали вместе с гаражом, который как раз в это время оказался для меня актуальным.

В семьдесят седьмом году я выиграл открытый чемпионат Германии по шахматам, главным призом которого был «Мерседес‐350». Вручение награды получилось не менее серьезным и обстоятельным, чем сам приз. Сначала мне предложили изучить автокаталоги, которые специально прислали в Москву. Затем пригласили посетить главное производство в Зиндельфингене, чтобы вживую увидеть различные цвета и модели. Помню, какое восторженное впечатление произвела на меня машина с ярким, блестящим, искристым колером, который в Союзе появился намного позже и получил название металлик. Очень мне понравился тот автомобиль, но производители отговорили останавливаться на подобном цвете, сказали, что лоск и блеск он сохранит лишь до первой царапины. Тогда я обратил свое внимание на нежно-голубой цвет. На первый взгляд он смотрелся попроще, но когда мне показали темно-синюю обшивку салона, я тут же понял, что именно эта машина – моя: спокойная, не кричащая, но вместе с тем выдержанная, благородная и, несмотря на свой мягкий, деликатный оттенок, по-мужски сильная и мощная. Очень я любил свой автомобиль, он долго был на ходу, и ума не приложу, почему эту серию достаточно быстро сняли с производства. Возможно, там, в Германии, нашли какие-то недостатки и справились с ними, выпустив другую модель. Но в Советском Союзе в те годы недостатков у «Мерседеса» быть просто не могло, да и как их можно было найти всего у трех разъезжающих по Москве машин, в салоне которых сидели либо Брежнев, либо Высоцкий, либо ваш покорный слуга? Я, во всяком случае, никаких недочетов у своего быстрого друга не замечал. С удовольствием при необходимости перемещался на нем по столице, а когда уезжал в Ленинград, он оставался ждать меня в гараже возле дома в Аптекарском переулке.

Квартира по тому адресу действительно оказалась важной и нужной для спортсменов. Не знаю, кто обитает там сейчас, принадлежит ли она по-прежнему спортивным организациям, но после меня ее занимал человек не менее именитый и заслуженный, чем чемпион мира по шахматам. Сам владелец апартаментов ведать не ведал об этом стечении обстоятельств, когда мы случайно оказались вместе на сборах в Новогорске. Я готовился к какому-то очередному турниру, а он тренировал сборную страны. Познакомились, разговорились.

– Знаете, – спрашиваю, – что я два года жил в вашей квартире?

– В Аптекарском?

– Да.

– Надо же! Теперь я знаю, чем объясним ваш интерес к футболу, – так мило откликнулся на мое признание главный тренер сборной СССР по футболу – Валерий Васильевич Лобановский.

Я же квартиру в Аптекарском переулке освободил в семьдесят девятом году, как только закончилась очередная битва со ставшим уже привычным, но не менее возмутительным бюрократизмом чиновников. На самом деле, при первом разговоре в ЦК партии ничто не предвещало будущих проблем и нестыковок. Помню, что, услышав предложение стать москвичом, сразу сказал, что совсем недавно перевез родителей в Ленинград и в ответ получил заверения, что и они могут сдать свою ленинградскую жилплощадь в обмен на квартиру в Москве. Сейчас подобный поворот кажется совершенно невозможным: здесь сдай – там получи, и без точного просчета метража, без каких-либо доплат. А тогда: вот вам квартиры – переезжайте. Причем мне на одного выделили сразу четырехкомнатную квартиру с перспективой на будущую семейную жизнь. Вместе с жилплощадью приняли решение и о выделении земельного участка за городом, и оба распоряжения из ЦК партии «спустили» в Мосгорисполком, где все приняли, подписали и указали Управлению жилых помещений выполнить приказ.

На встречу с бессменным руководителем Управления по фамилии Базавлюк я отправился вместе с руководителем Шахматной федерации СССР Севастьяновым, рассчитывая на то, что фигура прославленного космонавта произведет должное впечатление на работника госаппарата. Но не тут-то было.

– Распоряжение получил, – сразу объявил нам Базавлюк, – но пока ничем помочь не могу.

– Как не можете? Вся Москва – одна сплошная стройка.

– Стройка, не спорю. Только вам велено четырехкомнатную выделить, а где я ее возьму? Ждите!

Ждать без каких-либо телодвижений можно было десятилетиями. Получить результат получилось бы, лишь напоминая о себе и постоянно дергая за ниточки. Одной такой ниточкой оказался звонок секретаря Московского горкома партии, после которого Базавлюк выписал мне смотровую на очень неплохую квартиру на улице Удальцова. Но конец Ленинского проспекта в те годы был настоящей окраиной, с неясными перспективами на появление метро и не всегда качественным движением общественного транспорта. Я понимал, что квартира, расположенная далеко от центра, значительно усложнит мне жизнь. Я привык точно рассчитывать время, привык, что к любому необходимому месту мог легко добраться пешком без оглядки на заторы и пробки. Да и честно говоря, тогда казалось, что, имея квартиру на окраине, о загородном доме можешь и не мечтать. Зачем тебе эти лишние хлопоты, когда вся природа под боком? Вышел из дома, а за порогом Тропарево: лес, пруд, природа, свежий воздух – отдыхай себе на здоровье, хочешь – на лавочке загорай, хочешь – шашлык готовь. В общем, пришлось объяснять начальнику Управления свой отказ: