Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

И не обременял себя ни просьбами спортсменов, ни желаниями. Не умел разглядеть за их чаяниями даже выгоды для страны. Зато легко вершил судьбы одним росчерком пера, не испытывая ни малейших угрызений совести. Так, великому баскетболисту Сергею Белову – одному из лучших разыгрывающих за всю историю этого вида спорта – не позволили уехать в ОАЭ на тренерскую работу. Прикрылись тем, что спортсмен, игравший за ЦСКА, имел звание и работать за границей права не имел. Между тем Белову предлагали контракт в один миллион долларов в год, предлагали быть не просто тренером, а играющим тренером, то есть хотели продлить ему спортивную жизнь. Но зависть и глупость чиновников не позволяли им с легкой душой отпустить кого-либо получать большие деньги. Как же так – какой-то там Белов будет вести шикарную жизнь, а они прозябать в своих кабинетах. А то, что, отпустив Белова, да и многих других спортсменов, они могли бы пополнить бюджет государства, их ни капли не волновало. Волновало исключительно собственное самолюбие.

Принято считать, что первыми в спорте, кто сумел настоять на своих финансовых интересах, стали хоккеисты, начавшие заключать контракты с командами НХЛ. Однако это не совсем так. Первую подобную революцию устроили шахматисты в восемьдесят четвертом году, когда родилась идея встречи сборной СССР со сборной мира. Шахматы были единственным видом спорта, в котором мы могли одержать верх над сборной мира. Первая такая великая победа случилась в семидесятом году, причем нам удалось добиться перевеса в одно очко в самом конце турнира. А в восемьдесят четвертом у нас были очень хорошие шансы на победу: в составе команды – сильные игроки моего поколения конца сороковых – начала пятидесятых, на второй доске – уже вышедший претендентом на будущий чемпионский матч со мной Каспаров, на первой – я в качестве капитана, и все бодрые, свежие, настроенные на победу и крепко сплоченные желанием победить.

Грамов, по одной ему известной причине, сначала наотрез отказывался от турнира, говорил, что никому он не нужен и незачем доказывать то, что и так всем понятно. Раз за звание чемпиона мира будут бороться два советских шахматиста, то и сомнений в том, сборная какой страны самая сильная, – быть не может. Зачем еще тратить деньги, ездить на турниры, выделять призовые. Все это только никчемные хлопоты. Престиж страны? Да его и так хватает. А если проиграют? Вот где потом шишек нахватаешь. А на кого эти шишки посыплются? Конечно же на министра. А министру зачем такие переживания? Он желает сидеть в своем кресле ровно и ни о чем не беспокоиться. К счастью, на Грамова все же нашлись меры воздействия. Видимо, на самом верху решили, что после бойкота игр в Лос-Анджелесе отказ от встречи со сборной мира по шахматам слишком сильно уронит советский спорт в глазах мировой общественности. А победа, напротив, может в очередной раз продемонстрировать всем и каждому величие Советского Союза. В общем, правдами и неправдами Грамова удалось убедить умерить свои страхи и отправить команду на турнир в Лондон. Накануне вылета по протоколу появляемся у него на приеме, слышим следующие напутственные слова:

– Вы едете побеждать, и только. Никакой другой цели быть не может. В противном случае и ехать никуда не надо. И вообще, еще не поздно передумать.

Вяло реагируем общими фразами, говорим, что победа будет за нами, настрой у команды боевой. В общем, спасибо, до свидания, скорее бы выйти и еще долго с вами не встречаться. Мы уже на пороге, и тут Грамов как бы между прочим заявляет:

– Да, чуть не забыл. Один маленький несущественный вопрос. – Отводит глаза от наших вопросительных взглядов и добавляет: – Финансовый.

Тут же понимаем, что замечание о несущественности вопроса – наглая ложь, и ждем объяснений. Грамов пафосно излагает:

– Вы, конечно, понимаете, что в случае проигрыша не можете рассчитывать ни на какое финансовое поощрение. Но за победу руководство приняло решение выделить призы. – Делает многозначительную паузу, будто мы должны рассыпаться в благодарностях. Напряженно ждем продолжения, и оно не заставляет себя ждать.

– Вам предстоит сыграть четыре партии. Но если кто-то играет, например, две партии, – получает половину премии, а другую половину – заменивший его.

Несколько мгновений длится молчание. Мне кажется, что я сплю, потому что только во сне может померещиться подобная ерунда. Наконец выхожу из оцепенения и спрашиваю:

– Марат Владимирович, вы понимаете, что вы делаете?

– А что? – То ли действительно не понимает, то ли делает вид.

Стараюсь сохранять спокойствие и объясняю:

– У нас в команде 10 игроков и еще два запасных. Кто именно будет играть, чаще всего определяется на месте. Это зависит от расстановки сил, от позиций. При раскладе в четыре партии есть большая вероятность, что кто-то вовсе не сядет за игровой стол.

– А с какой стати тогда платить ему деньги? – Грамов возмущен. В голосе вызов, в глазах молнии.

– Как вы не понимаете, в успехе команды имеет значение вклад каждого игрока. Да, человек может не играть лично, но он принимает участие в подготовке матчей, анализирует ходы, предлагает решения. Игрок спит, а остальные трудятся ночами, вырабатывают стратегии. Без их участия ничего не получится. А вы лишаете их интереса что-либо делать. Да и мне предлагаете теперь решать, не кто из команды будет играть, а кто получит деньги. Я отказываюсь от такой постановки вопроса. Мы должны получить двенадцать равных премий, и никак иначе.

– Но наши финансисты решили иначе. – Министр продолжает настаивать. – Они все посчитали, проверили. Вклад все же разный, так что по Сеньке и шапка.

– Финансисты никак не могут знать внутренней системы нашей командной работы! И ваша задача как министра спорта до них эту систему донести! Финансисты могут думать и решать одно, а я как шахматист с их странным решением не согласен, и точка.

– И я не согласен! – поддержал Каспаров.

– И я, и я, я тоже не согласен, – раздались голоса членов команды.

Увидев единение, Грамов пошел на попятную:

– Ну, хорошо. Финансисты, наверное, не просто так выдвинули такое предложение. Но, возможно, вы все-таки правы. Мы, конечно, постараемся и выделим нужное количество премий. Летите спокойно.

Улетаем в сопровождении двух офицеров безопасности, прибываем в Лондон и едва успеваем разместиться, как руководителя делегации Батуринского настигает звонок заместителя Грамова, в ведомстве которого находятся шахматы. Расстроенным голосом Виктор Андреевич Ивонин сообщил, что Грамов отказался от своих слов и никаких дополнительных премий выделять не собирается. Батуринский, совершенно растерянный от услышанного, спросил меня, что будем теперь делать.