Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

Однако и на земном шаре путей более чем достаточно. Мог ли маленький мальчик из далекого уральского Златоуста, разыгрывающий в своем воображении совсем еще не хитрые шахматные баталии, не то чтобы предвидеть или предугадать, а даже мечтать о том, что когда-нибудь его мир не просто выйдет за рамки той панорамы, что открывалась ему с балкона в детские годы, а буквально размоет свои границы и будет нетерпеливо ждать, когда чемпион удостоит своим вниманием очередную точку на карте.

Это не значит, что детские впечатления стерлись из памяти или стали более пресными, что забылись здания, улицы и деревья, открывавшиеся взору ребенка, что веселая речка Громотуха, мощный шум которой весной разносился по округе, перестала быть родной или волнующей сердце. Вовсе нет. Но никто не мешает тебе, оставаясь преданным своим воспоминаниям, своим ощущениям и чувствам, познавать новое, напитываться впечатлениями, лицезреть прекрасное и это прекрасное, что есть на свете, принимать и быть благодарным судьбе за то, что она дала тебе шанс увидеть и открыть столько всего интересного, необычного, многопланового.

Шахматы подарили мне не только славу чемпиона, они позволили мне считать себя человеком мира, который свободно перемещается, чувствует себя своим во многих зарубежных странах и достаточно легко общается на разных языках. Не могу утверждать, что моя иностранная речь совершенно чиста, но я очень легко слышу акценты. Так, могу безошибочно в английском или итальянском услышать чеха, поляка, венгра. Легко узнаю американца не только в английском, но и в других языках. Возможно, этот природный дар отличного слуха мог бы пригодиться мне в какой-то другой профессии, а сейчас служит приятным бонусом в общении и путешествиях.

Сегодня стало модно украшать стены комнат и кабинетов картами мира со стирающимся скретч-слоем. Если бы у меня была такая карта, то слой был бы стерт почти на две трети. Пусть прозвучит нескромно, но так и есть: я побывал практически везде, где хотел побывать. Из всего многообразия желаний и возможностей неудовлетворенными пока остались только Новая Зеландия, Кения и Тайвань.

Если бы кто-то настоял на том, что я непременно должен из всех великолепных городов, в которых мне посчастливилось побывать, выделить один, я назвал бы Буэнос-Айрес. В нем (именно в нем, потому что это безусловно город-мужчина: мощный, гордый, разнообразный) жизнь бурлит и струится так, как, пожалуй, больше нигде. Из какой бы двери Буэнос-Айреса, в каком бы его районе ты ни вышел на улицу, у тебя сразу возникает ощущение, что ты оказался в эпицентре событий, нырнул в бурлящий поток запахов и звуков. И как ни странно, тебе уютно в этом потоке, совсем не страшно и даже спокойно. Город словно внушает тебе уверенность в том, что обязательно вынесет тебя в нужном направлении. Он логичен и правилен: четыре узкие улицы, одна широкая, четыре узкие, одна широкая. И запахи, запахи, запахи. Свежий хлеб, ваниль и корица, зеленые газоны и мусорные баки, собачья шерсть и мокрый асфальт, автомобильные выхлопы и цветущие деревья, древесные угли и китайские супермаркеты, магазины и рестораны, кофе и эмпанадас – вот далеко не полный список запахов, наводняющих столицу Аргентины. И, конечно же, вино, вино, вино. И мясо, мясо, мясо. Возьму на себя смелость утверждать, что если вы не любите стейки, то вам просто нечего делать в Буэнос-Айресе, ведь каждый вечер его воздух наполняется ароматами жарящегося мяса, которое готовят и большими кусками на решетке, и на костре, и даже целыми тушами на специальной конструкции, что напоминает телевизионную антенну. И пусть, как мне кажется, ничего, кроме мяса, аргентинцы готовить не умеют, им легко можно простить этот недостаток за кусок правильного стейка чорисо [3], поданного с острым соусом чимичурри [4]и овощами гриль.

Если бы возникла необходимость из всех моих путешествий выбрать одну страну, оставившую наиболее приятные впечатления, то каким бы странным это ни показалось, но я бы выбрал Уругвай. Там удивительным образом уровень жизни, сервис и люди сочетаются самым правильным и самым уютным, на мой вкус, образом. Известно, что Монтевидео – самая безопасная столица из всех стран Латинской Америки. Там чужестранцу не угрожает ни грабитель, ни наркоман. Цены – доступные, жизнь – размеренная и немного неповоротливая. А сами уругвайцы корректны, предупредительны, достаточно культурны, толерантны и необычайно словоохотливы. Они больше напоминают не своих латиноамериканских соседей, а испанцев. И не только доброжелательной и открытой манерой общения, но и известной на весь мир необязательностью. Уверенно произнесенное «mañana» вовсе не будет означать, что обещание исполнится завтра, или через неделю, или даже через месяц. Но других недостатков не найти. И даже этот – достаточно существенный с точки зрения любого ответственного человека – недостаток не вызывает во мне раздражения ни по отношению к уругвайцам, ни тем более к испанцам. Ведь Испания из всех европейских стран – моя самая большая любовь.

Любовь эта возникла самым естественным образом, ведь именно в Испании, в Мадриде, в турнире 1973 года я одержал первую личную победу. До этого победы, конечно, были, и важные, и не так уж мало, но был постоянный дележ первого и второго места, я был постоянно с кем-то вместе, с кем-то вровень, да и третье место буквально дышало в затылок. Так было в Москве в семьдесят первом году на «Мемориале Алехина» и на самом старом традиционном новогоднем турнире в Англии, который проходил в Гастингсе. Здесь стоит вспомнить, что этому событию предшествовал громкий шпионский скандал, когда в сентябре семьдесят первого года Лондон выслал из страны более шестидесяти дипломатов Советского Союза и дипломатические отношения между странами оказались на грани полного краха. До декабря никому не выдавали виз, поэтому можно смело утверждать, что два российских шахматиста – Карпов и Корчной – стали первыми ласточками, взмахнувшими крыльями в сторону восстановления отношений, когда отправились на очень значимый для Англии старейший турнир в истории шахмат, который проводится с тысяча восемьсот девяносто четвертого года. И если в наши дни этот турнир уже не слишком примечателен, то тогда считался турниром первого уровня, и было очень престижно стать победителем, что мы с Корчным и сделали, поделив первое и второе места. Чуть позже, в семьдесят втором, я играл в Америке, где три первых места распределились между несколькими шахматистами.