Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

Самым неприятным было то, что ключевые, самые важные матчи проходили в самом начале турнира. С главными соперниками – англичанами – нам удалось выйти на ничью, но во втором круге Каспаров проиграл чемпиону США – Яссеру Сейравану, и мы уступили американской команде. После пяти туров мы отставали уже на приличные полтора-два очка, и все шло к тому, что, если ничего не предпринять, мы не только окончательно упустим чемпионство, но и с текущего второго места легко сможем откатиться на третье. Оставив в стороне все прошлые взаимные обиды и дрязги, подхожу к Каспарову и говорю:

– Гарри, надо что-то делать, иначе нам конец.

– Да, согласен, – тут же откликается Каспаров, хотя пребывает в жутком настроении после проигрыша американцу.

– Стратегия, которая казалась хорошей до чемпионата, сработала бы, если бы все были в форме. Но Цешковский не тянет, а мы с тобой играем по очереди. Получается, что команда работает вполсилы. Единственный шанс изменить положение – играть нам обоим все матчи, как бы ни было тяжело. Ты знаешь, что мы оба сейчас в своей лучшей форме, поэтому нам и нести ответственность.

– Не возражаю. – Каспаров легко согласился с моим предложением, и мы тут же позвали команду и объявили о своем решении. Цешковский, к его чести, тут же признал нашу правоту и согласился все оставшееся время олимпиады «отработать туристом». А остальные ребята безоговорочно поддержали наше с Каспаровым решение взять руководство командой на себя.

Заручившись поддержкой товарищей, приглашаю присоединиться к нашему совещанию Чикваидзе и тренеров и говорю:

– С этого момента руководство командой осуществляем Гарри и я. Мы и только мы определяем игроков. Да, можем прислушаться к мнению тренеров, но окончательное решение оставляем за собой. Считаем это единственным возможным способом как-то изменить ход олимпиады в столь безнадежной ситуации.

– Вы не собираетесь слушать даже председателя Федерации? – совершенно опешил Чикваидзе.

– При всем уважении, Александр Давидович, очень прошу вас не мешать профессионалам, потому что сейчас только профессиональные шахматисты могут знать, что и как надо сделать, чтобы выиграть.

Конечно, о нашем своеволии было немедленно доложено в Москву, но результатом той революции стала победа. В последнем туре мы разгромили команду Польши со счетом 4:0, а команда Испании каким-то чудом одержала верх над Англией, что и позволило в конце концов нам занять первую строчку в турнирной таблице.

Министром спорта в то время все еще оставался Грамов, продолжающий при каждом удобном случае демонстрировать свою вопиющую некомпетентность. Складывалось ощущение, что решения он принимал, нисколько не задумываясь о возможных последствиях. Так, в том же восемьдесят шестом году перед началом нашего с Каспаровым матча-реванша в Лондоне Кампоманес выдвинул новые требования ФИДЕ при проведении чемпионатов мира. Если раньше организаторы турнира переводили в Федерацию 20 % от суммы призового фонда, то теперь Кампоманес решил обложить налогом еще и участников матча. Если учесть, что советские спортивные деятели всегда исправно заботились о том, чтобы спортсмены в конечном счете получили мизерную часть от объявленного денежного приза, то принятие условий президента ФИДЕ превращалось в форменный грабеж. Но с этим вопиющим требованием легко согласился Спорткомитет. Пересилив свою неприязнь, я в очередной раз пошел к Грамову. По логике, все эти вопросы уже должен был бы решать Каспаров, но Гарри Кимович, видимо, в силу молодости, в то время еще предпочитал оставаться в стороне от административных вопросов. Интересуюсь у Грамова:

– Марат Владимирович, почему поддерживаете беззаконие? Кампоманес творит что пожелает, а вы соглашаетесь.

– Ну а зачем нам обострять отношения с ФИДЕ? Они и так в последнее время оставляют желать лучшего. Да и какая вам разница? Вы деньги получаете здесь. Призовой фонд, который мы объявляем, фиктивен… Вы будете получать как получали.

На это мне было ответить нечего, условия Кампоманеса приняли, и до сих пор участники матчей на звание чемпиона мира обязаны выплачивать налог ФИДЕ, только теперь уже из собственного кармана. И пусть призовой фонд уже давно перестал быть фиктивным, я по-прежнему считаю требования Международной федерации по отношению к спортсменам грабительскими и не могу не вспомнить о том, что сейчас мы по-прежнему расхлебываем недальновидные решения советского министра.

При этом сам Грамов всегда оставался настолько самонадеянным и так был уверен в поддержке Горбачева, что нисколько не опасался за свою должность. Даже когда в восемьдесят девятом году приняли решение о том, что министр при переизбрании должен получить обязательное одобрение не только от высшего руководства страны, но и в соответствующих комитетах Верховного Совета, он не сомневался в том, что сумеет сохранить пост. Не знаю, на какие поблажки рассчитывал Грамов. Почему был уверен в том, что пройдет утверждение в Комитете, где было немало спортсменов, которым он успел попортить кровь? Видимо, мало кто думал, что времена действительно изменились. А они изменились, и Марат Владимирович, к большому удовольствую многих хороших людей из спортивного мира, свое место потерял. Кресло министра занял его заместитель Николай Иванович Русак. Ему досталось трудное время, если не сказать роковое. Кругом разваливалось всё и вся, а держался – в том числе и благодаря его крепкому руководству – только спорт. Именно при Русаке сборная команда СНГ, выступавшая на летних Играх в Барселоне в девяносто втором году под олимпийским флагом, заняла первое место в общем зачете. Советский Союз развалился, громко хлопнув дверью.

Не удивлюсь, если кто-то обвинит меня в предвзятом отношении к Грамову из-за того, что в годы его «правления» я уступил свой титул Каспарову. Но уверяю вас: наша шахматная дуэль с Гарри Кимовичем – это иная и очень непростая история. Выигрыш Каспарова вовсе не стал для меня моментом завершения важной и значительной эпохи. Он стал точкой отсчета для новых поисков и находок, для стремления к совершенству, для прекрасных открытий, для очередного интересного поворота на витиеватом и многогранном пути.

А по-настоящему переломным моментом в истории шахмат стали девяностые годы. Спад интереса к игре в нашей стране можно было бы объяснить развалом СССР, проблемами в экономике, отсутствием финансирования и возможности растить новые достойные кадры, а также выходом на мировую арену Виши Ананда и Найджела Шорта. Но на самом деле кризис настиг весь шахматный мир. Девяностые – это время раскола, интриг и скандалов, время попыток Кампоманеса во что бы то ни стало удержаться на своем посту президента ФИДЕ, время экспериментов Каспарова с созданием Профессиональной шахматной ассоциации, надолго нарушившей порядок в нашем виде спорта. Девяностые – это время моего реванша, но это уже совсем другая глава.