Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

Это лишь несколько имен из многих. Ученые вели занятия в частных квартирах, каждый раз в новом месте. Даты и адреса лекций сообщались на ухо, под строжайшим секретом, чтобы на след не напала царская полиция. Парадоксальным образом собрания, на которых при каждом удобном случае клеймили бездушных капиталистов, зачастую проходили в квартирах капиталистов. Например, на улице Монюшки, 8, в «большом, богатом салоне» известного банкира, интеллигента, вольнодумца, политического деятеля Бернарда Лауэра и его жены Регины. Их четверо детей – Марылька, Анелька, Казь и Генрысь – уже тогда рьяно включились в социалистическую деятельность.

Лекции проходили и на Крохмальной, 6, в доме, на первом этаже которого располагалась табачная фабрика, а на втором жил ее владелец Теодор Брун с женой Целиной и пятерыми детьми. Четверо из них впоследствии стали идейными коммунистами и дорого заплатили за это. В столовой проводились собрания нелегального Союза социалистической молодежи. Там же печаталась газета «Рух». Ее редакторы, гимназисты Стах Бобинский, Славек Гроссер и Костек Бродский, отвечали за подбор материала. Самыми частыми словами на страницах журнала были «революция», «социализм», «пролетариат». Набирали текст при помощи резиновых литер, которые щипчиками укладывали в специальную наборную кассу, вечно теряя очень важные буковки «и» и «ц».

Хелена Бобинская, а тогда Хеленка Брун, вспоминала:

Нашей лучшей наборщице, Марыльке Лауэр, было пятнадцать лет, у нее были прекрасные сияющие глаза и длинные косы, лежавшие поверх школьной формы. Мы набирали «Рух» каким-то очень примитивным способом, кажется, с помощью простого валика. Как-то вечером, видно, привлеченный шумом типографии, к нам вошел отец.

– Вижу, вы все хотите в кутузку угодить, – добродушно сказал он. Окинул быстрым взглядом наш печатный станок. – Такая работа никуда не годится. Я вам сейчас сделаю как следует {85} 85 Helena Bobińska, Pamiętnik tamtych lat, Warszawa 1966, wyd. drugie uzup. i popr., s. 13 .

И действительно, он придумал гораздо более удобный способ печатать, благодаря чему журнал, призывавший рабочих бороться с фабрикантами-эксплуататорами, мог теперь быстрее попадать к работникам его фабрики.

У Лауэров, у Брунов Генрик Гольдшмит мог повстречаться с моей будущей бабушкой, Яниной Горвиц. Прилежная ученица Марбурга и Давида, она была образованной, красивой девушкой, и притом большой щеголихой. Облако пушистых волос, собранных в узел на затылке, белая кружевная блузка с жабо, бархатная юбка со шлейфом. Ее сразу замечали молодые люди. Но все подступы к ней охранял мой будущий дед – Якуб Морткович. Хотя он окончил Торговую академию в Генте и уже работал в варшавском Банкирском доме Ипполита Вавельберга, но ходил на лекции Летучего университета, поскольку всегда был открыт новым знаниям, и к тому же ему нравилась панна Янина. Тогда, на заре двадцатого столетия, познакомились будущие супруги Мортковичи, которым еще и не снилось собственное издательство, – и тогда же они подружились со студентом-медиком, которому еще и не снилось, что он станет их автором.

В рамках педагогической практики студент некоторое время посещал лекции в тайном пансионе для девочек, основанном знаменитой просветительницей и общественным деятелем Стефанией Семполовской в ее квартире на Свентокшиской, 17. Панна Стефания – «красавица, будто сошедшая со старинного портрета, в черном платье до пола, с королевской осанкой и темными полукружьями бровей на белом лбу», – была одной из самых таинственных и значительных фигур эпохи. После загадочного самоубийства любимого человека она так никогда и не вышла замуж и до конца жизни носила старомодное траурное платье со шлейфом. Но эта трагедия не лишила ее пыла, с которым она бросалась на защиту любого, на ее взгляд, стоящего дела. Она вызывала не только почтение, но и любовь. Никто и никогда не отваживался ей перечить.

Юноша также дежурил в известных бесплатных читальнях Варшавского благотворительного общества. Там трудилась молодежь из кругов прогрессивной интеллигенции, привлекая самых бедных варшавян – поляков и евреев – к чтению хороших книг. Корчака тех лет запомнила Хеленка Брун.

Зимой 1902 года, по субботам и воскресеньям, я выдавала книги в бесплатной библиотеке на улице Цеплой. Вместе со мной книги выдавал студент-медик Генрик Гольдшмит, блондин с рыжеватой бородкой, славной улыбкой и мудрыми сапфировыми глазами. Субботними вечерами читальня буквально ломилась от шумной толпы подростков.

Генрик Гольдшмит, не повышая голоса, дивным образом властвовал над этой стихией. Казалось, он давно знаком с каждым из мальчиков и все о нем знает. Его диалоги с варшавскими гаврошами были гениальны, повторить их невозможно. Мне тогда не приходило в голову записывать их. Я сама подпала под чары этого необычного педагога.

В субботу после обеда Генрик Гольдшмит обыкновенно собирал детвору из нескольких дворов в своей комнате на Хлодной (комната была на первом этаже) и устраивал «игры». Я приходила помогать ему в этих играх {86} 86 Helena Bobińska, Pamiętnik tamtych lat, Warszawa 1966, wyd. drugie uzup. i popr., s. 17. .

В «Правилах жизни» Корчак тоже вспоминает этот период:

Мы выдавали книги в субботу вечером и в воскресенье после полудня.

Но читатели собирались задолго до открытия читальни – в передней, на лестнице и на улице. <���…>

Они стояли так в летнюю жару и в зимнюю стужу. Им было не лень, и они никогда не скучали: один заказывал книги у другого {87} 87 Janusz Korczak, Prawidła życia, w: Dzieła, t. 11, wol. 1, s. 76. .

В этих бесплатных читальнях работала и панна Янина Горвиц – пишу об этом с гордостью, дабы подчеркнуть, что моя семья и Корчак с юных лет шли одними и теми же дорогами, жили одним и тем же убеждением: никто не свободен от ответственности за происходящее вокруг, а жизнь имеет смысл лишь тогда, когда становится активной и творческой.

Но не только гуманитарии собирали вокруг себя учеников, передавая им знания, которых не мог дать русифицированный университет. Нельзя не вспомнить о варшавских врачах, внесших огромный вклад в развитие медицины и образования. Специалисты высокого класса, выпускники великолепной Варшавской главной школы или европейских университетов, бескорыстно делились умениями с младшими коллегами. Они создавали клинические отделы в больницах, где работали, чтобы студенты могли проходить практику под их руководством. Организовывали исследовательские семинары, научные кружки.

Бывает так, что, когда человек отчаянно ищет цель, на его пути появляется посланник судьбы, который меняет ход событий. Кем-то подобным в жизни Корчака стал не раз упоминавшийся здесь доктор Юлиан Крамштик. Сын Исаака Крамштика, известного казначея времен январского восстания, он окончил медицинский факультет Варшавского университета, был замечательным педиатром, не только практикующим врачом, но и ученым. Однако, будучи евреем, он не мог получить ученую степень. Поэтому не стал профессором. Крамштик работал в детской больнице Берсонов и Бауманов – сначала участковым врачом, затем ординатором – и вел курсы дополнительного образования для студентов-медиков, на которые попал Генрик Гольдшмит. Они подружились, несмотря на разницу в возрасте. Впоследствии эта дружба повлияет на дальнейший ход нашей истории.