Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

Начинался двадцатый век, который – как пророчил Болеслав Прус в «Недельной хронике» [18] С 1875 по 1901 г. Прус публиковал свои ежененедельные фельетоны-«Хроники»: сначала в газете «Курьер варшавский», потом в «Курьер Цодзенны», «Тыгодник илюстрованы» и др. – должен был принести одни лишь перемены к лучшему. Общественный прогресс. Развитие промышленности. Благоденствие. Расцвет искусства. Всеобщее довольство жизнью.

В 1900 году Генрику Гольдшмиту было двадцать два года; по заказу главного редактора «Кольце» он вместе с друзьями-журналистами писал криминальную повесть с продолжением – «Лакей (Из дневников подлеца)», по образцу зарубежных изданий. Они, наверно, от души веселились, выдумывая нелепые похождения актрисок и зажиточных вдовушек, попавшихся в сети коварного лакея. Каждую главу писал другой автор, под псевдонимом – было бы трудно подписывать эту околесицу собственным именем. Но шеф был доволен и сделал молодым людям заманчивое предложение: по очереди печатать у него сатирические фельетоны на всю страницу.

«Я – человек, невероятно заинтересованный вопросами воспитания» {88} 88 Janusz Korczak, Felieton “Kolców”, “Kolce” 1901, nr 1, w: Dzieła, t. 2, wol. 1, s. 224. , – объявил студент второго курса медицинского факультета в фельетоне, подписанном «Ген.Рик», приступая в 1901 году к новой форме сотрудничества с «Кольце». В этой вещи он описал свой разговор с изумленным редактором, которому предложил переделать юмористический еженедельник в педагогический журнал. Добился он только разрешения время от времени, в промежутке между текстом об искусственном кормлении осиротевших котят и отзывом о новой пантомиме в цирке Чинизелли, писать что-то на интересующую его тему. При условии, что рассмешит читателей. Так между двумя шуточками ему удавалось вплести идеи о безрассудной, деморализующей любви родителей к чадам или о бессмысленных требованиях школы, пичкающей учеников ненужной информацией.

В том же 1901 году «Чительня для вшистких» начала печатать с продолжением повесть «Дети улицы», подписанную уже не «Ген.Рик», а «Януш Корчак». Начало повести наводит читателя на мысли об извращениях. Таинственный незнакомец в пенсне с темными стеклами за три тысячи рублей покупает у пьяницы из варшавских трущоб двух маленьких оборвышей – мальчика и девочку. Отвозит детей в уединенный дворец, но там, вопреки ожиданиям, действие развивается вовсе не в духе повести маркиза де Сада. Антка и Маньку ждут чистая одежда, сытная пища, умелый уход, обучение и моральная поддержка, одним словом – шанс на физическое и духовное возрождение. Незнакомец, некогда распутный граф Заруцкий, хочет таким образом искупить грехи молодости.

Можно смеяться над наивностью фабулы. Но удивляет психологическая точность, с которой автор рисует образы пролетарских детей, показывает их отношение к жизни, особенности характера, бесстыдный цинизм, наивные мечты. Чувствуется, что он хорошо знаком с этой средой. И возникает подозрение: почему молодой человек из интеллигентной семьи столько времени проводит с варшавскими уличными мальчишками, а не с ровесниками? Откуда этот неотвязный интерес к детям, живущий в нем с гимназических лет? Я не вправе бесцеремонно копаться в чужом подсознании, охотиться за скрытыми травмами и комплексами, ставить стереотипные диагнозы. «Разлаженные отношения с родителями», «психологическая незрелость», «боязнь противоположного пола», «неудачи в половой жизни» – разве только из-за этого становятся педагогами? Может, достаточно ответа Корчака: «Я воспитатель просто потому, что всегда лучше всего чувствовал себя среди детей» {89} 89 Trzy kwadranse z Dr.Korczakiem, “Mały Przegląd” 10 II 1933, w: Dzieła, t. 14, wol. 1, s. 86. .

Он отнюдь не был ангелоподобным юношей. Его влекла темная сторона жизни: вылазки в места обитания варшавского люмпен-пролетариата, где среди изгоев и «продажных женщин» можно было ощутить дрожь декадентского восторга. Его спутником был Людвик Станислав Лицинский, парень старше его на пару лет, «цыган», бунтарь, ненавистник мещанского уклада, писатель, сегодня почти никому не известный, создатель ужасающих картин жизни на самом дне общества. В рассказе «Странные дела» из цикла «Галлюцинации» он писал о совместных ночных прогулках с Генриком: «Мы вместе посещали лупанарии и кабаки, вместе шлялись по песчаным берегам Вислы, праздновали именины проституток, напивались отвратительной вонючей водкой с головорезами…» {90} 90 Ludwik Stanisław Liciński, Dziwne rzeczy, w: Halucynacje. Z pamiętnika włóczęgi, Kraków 1978, s. 43.

В этих эскападах принимала участие Зофия Налковская-Ригер, недавно вышедшая замуж, дочь духовного наставника Корчака – Вацлава Налковского. Она описывала Корчака в письме к подруге: «Затем приехал Лицинский, и началась самая интересная пора. С Корчаком, Первоцкой и художником – мы ночи напролет шлялись по всяким притонам. Я целовалась с содержанкой хозяина прачечной, где стаканами пила самую дешевую водку. При этом, для контраста – изысканные вечера у Лицинского в гостинице, где я была единственной женщиной – и где достигла зенита славы – и излишеств» {91} 91 List Zofii Nałkowskiej do Zofii Villaume, X 1904, cyt. za: Zofia Nałkowska, Dzienniki 1899-1995, t. 1, Warszawa 1975, s. 349. .

В рассказе Лицинского «Странные дела» спутник ночных эскапад писателя фигурирует под именем Януш. Что в этом портрете правда, а что – младопольская экзальтация? Сохранилось так мало личных записок о Корчаке, что каждая уцелевшая кроха воспоминаний будит воображение. Лицинский утверждал, что Януш не мог вынести упорядоченной, регламентированной десятками обязанностей жизни, «задыхался в опрятной, отполированной матерью комнатке», стыдился своей интеллигентности, ограждавшей его от неизлечимо больного мира нищеты и преступности.

Они бродили по улочкам и переулкам, которые сейчас стали частью живописной туристической Варшавы, а в то время туда страшно было заходить. Старе Място, Канония, Рыцерская, Мостовая, Бугай, Фурманская, Каменне Сходки, кварталы над Вислой – то было королевство малолетних и пожилых проституток, матерей, торгующих детьми, альфонсов, бандитов, нищих, пьяниц, воров. Более или менее правдоподобно Лицинский описывал кровавую свару: одно из самых жутких варшавских побоищ, когда Януш, покорный и кроткий, как Христос, предотвратил преступление, помирив двух головорезов, что сцепились не на жизнь, а на смерть.

Моя мать в своей биографии Корчака упрекала Лицинского в том, что он пагубно влиял на друга. Она считала, что Лицинский толкнул порядочного юношу на дурной путь, увел его из уютного материнского дома, полного тепла и любви, чтобы вместе ходить по притонам и пить с уголовниками. И что для впечатлительного, нервного, депрессивного Генрика это могло закончиться катастрофой. Ее страхи были преувеличены. Трактиры, пьянство, невоздержанность, внезапные сближения с людьми подозрительного вида порой становятся важным этапом в жизни молодого человека. И одному, и второму ночные вылазки и опасные приключения послужили материалом для творчества. Подобное двухголосие редко встречается в литературе. Они ходили по одним и тем же дорогам, переживали одни события, описывали одни и те же факты и тех же людей. Однако их произведения отличаются по манере повествования, отношению к действительности; диаметрально противоположны фигуры рассказчиков, их взгляды на жизнь.