Коллектив авторов Филология - Вокруг Чехова. Том 2. Творчество и наследие

Трещины тревожили. Да и весь чеховский дом целиком наклонился к саду, так что по полу можно было ходить как по наклонной плоскости, очень заметной на глаз. И при взгляде на подпертые столбами, будто в шахтах, потолки обитателям дома делалось жутко, точно они входили к умирающему. Не удивительно поэтому, что «домофобией» невольно заразились и Мария Павловна, и ее домочадцы. Построили в саду фанерный домик размером немного больше купе вагона. Внутри все было оборудовано для ночлега двух-трех человек, и Мария Павловна перебралась на временное жительство в новую квартиру. Отец был убежден, что во время дождя крыша домика обязательно протечет. Сам он бесстрашно продолжал жить в своей комнате в цокольном этаже.

Наконец пошли дожди, и, как и предсказывал Михаил Павлович, «шалаши протекли». «Этого было достаточно, — пишет он, — чтобы… Мариша с супругом… немедленно же возвратились к себе в кухню на старое пепелище, чтобы их примеру последовала и Поленька, устроившаяся на диване в столовой… и чтобы и Маша тоже потянулась за нею и основалась в большой галерее. Как цыгане, все они потянулись со своими бебехами и узлами, и было смешно на них смотреть… Теперь, когда толкает или трясет, то я просто не обращаю внимания…»

Измученные жители стали покидать Ялту. Бесконечное количество подвод с узлами и мебелью двигалось по городу и по шоссе. На молу ящики и скарб по неделям ожидали погрузки, так как пароходы были не в состоянии все вместить.

23 ноября отец писал нам: «Город опустел совершенно. Все, что было из кирпича и из керченского камня, рассыпалось. Уцелело лишь то, что было выстроено, как и наш дом, из цельных глыб камня… Вчера я шел в город… И, странно сказать, от нашего дома и вплоть до самой набережной в 6 час. вечера не встретил ни одного человека. Пусто, пусто и уныло. Шумит море, стоят по бокам темные дома, как мертвецы».

И немного раньше, 25 октября: «Сейчас десятый час вечера. Пошел проведать Машу. Она встревожена тем, что на дворе буря и что какая-то птица хлопается к ней в галерею. Это летучая мышь просится к огню… Я отворил дверь, и мы оба, Маша и я, высунулись из нее на двор.

— Слышишь, как ревет море? — сказал я.

— Это не море, а лес в горах, — ответила Маша.

Я прислушался — и действительно, шум доносился не с моря, а с гор. Стало жутко. Темнота, хоть глаз выколи!..

Две старые совы — я и Маша».

Мария Павловна устала до полного изнеможения. «Маша вся как-то вдруг сгорбилась, постарела, все валится у нее из рук, — писал Михаил Павлович, — и я часто слышу, как она говорит: „Если этот дом разрушится, то я не переживу…“ Ясно, что она лишилась своей прежней энергии… Дом был для нее всем. Одинокая, бездетная, она относилась к нему как к живому существу, и вдруг, в какой-нибудь один миг, вместе с землетрясением все ее идеалы рушились: все то, что она любила, все, чем жила, что составляло цель ее жизни…» Мария Павловна была глубоко потрясена и подавлена разрушениями, причиненными ее любимому детищу. Но, еще слабая после недавно перенесенной болезни, она нашла в себе силы, воспрянула духом и вся отдалась благородному делу восстановления Дома-музея.

Ремонт дома, пока стихия не утихомирилась, естественно, запрещали. Но наконец Михаил Павлович получил желанное разрешение. И вот тут-то Мария Павловна смогла проявить свои организаторские способности в полную силу.

Предлагаю снова обратиться к письмам Михаила Павловича: «Дом, все три этажа, со всех четырех сторон обносят лесами… Из всех комнат выносят вещи, полы посыпают толстым слоем опилок и поверх его устилают фанеры». И далее о Марии Павловне: «…она еле держится на ногах… Маленькое, сморщенное личико и тяжелый вид». «У нас ремонт в полном разгаре. Машин мезонин сломали до половины и уже выстроили вновь. Сейчас ломают Антошину спальню и мамашину комнату…», «…сижу на тычке. У меня в моей комнате пробивают стену… Белая известковая пыль легла на всем. Неуютно. Каменщики уже отработали наверху, леса сняты, сейчас штукатурят изнутри Машин мезонин и после него примутся за внутреннюю оштукатурку комнаты матери и спальной и кабинета Антона. Работы идут полным ходом… На дворе у нас — не пролезть. Не то что не пройти, а прямо-таки не пролезть: бревна, доски, горы песку и камней, яма с известкой, бочки цемента, сарай для рабочих, груды железа, а около моего крыльца примостились кузнецы, развели горно и вот уже три недели, провоняв все кругом курным углем, куют железные связи». «Маша сравнительно поправилась. Очень рано встает, хлопочет, массу проворачивает дела».

И вот 25 июня 1928 года Михаил Павлович сообщал нам в Москву: «…наконец-то у нас кончился ремонт. Дом вышел как из-под иголочки. Точно его весь только вчера выстроили снова. Все сияет и блестит. Чистота и запах свежей краски и вдохновения. Сегодня будут ломать на дворе сарай, выстроенный специально для материалов и рабочих, и устилать гравием двор. В саду делается что-то необыкновенное: он весь белый от лилий и жасминов, весь розовый и красный от роз и гвоздик и весь зеленый от пышной зелени. Запах такой, что кружится голова… Но ремонт ужасно утомил нас…»

Однако какие-то восстановительные работы еще продолжались, и 20 июля отец пишет: «У нас ремонт закончился совсем, посетители осаждают массами, и для Маши нет времени даже пообедать. Ах, какая у нас повсюду чистота, как все кругом улыбается и радует своею новизной. Дом точно весь сполна выстроен вновь и выглядит будто новорожденный».

Но работы продолжались и позднее. Вот письмо отца от 1929 года: «…починяют ту громадную подпорную стену, к которой примыкает оранжерея. Ее подточила вода, прососавшаяся под мостовой, и, вместо того, чтобы вытекать по сделанной специально клоаке, она изменила свой путь и стала слезиться сквозь камни. Стену выпучило, улица осела, но наш гениальный „строитель Сольнес“ Маша принялась за дело, появились мастера, и живо дело закипело. Сейчас уже воздвигнуты три могучие контрфорса и идет починка самой стены… Маша ходит без задних ног, но, по-видимому, это ее сфера!»

Если вспомнить, что в ту пору Марии Павловне было почти 70 лет, то можно только удивляться силе духа, которая жила в таком хрупком на вид теле. Эта сила руководила ею в течение всей ее долгой жизни и помогла ей сделать большое дело — сохранить целым и невредимым Дом-музей Антона Павловича Чехова, близкий и дорогой сердцу каждого советского человека.

В 1935 году исполнилось 75 лет со дня рождения Антона Павловича. К этой дате приурочивались разные юбилейные мероприятия, и в том числе предполагалась закладка памятников А. П. Чехову в Таганроге и на Страстном бульваре в Москве. Получив приглашения и в Таганрог и в Москву, Мария Павловна забеспокоилась, захлопотала. События такие значительные для нее, а поездка представляла тогда многие сложности. Железнодорожное сообщение было еще не совсем налажено, при пересадках приходилось иногда по полсуток просиживать на промежуточной станции. Кроме того, живя уже много лет в теплом климате, Мария Павловна не имела зимней одежды, а празднества назначались в январе. Однако на эти соблазнительные поездки она все же решилась.