Коллектив авторов Филология - Вокруг Чехова. Том 2. Творчество и наследие

А тем временем Ялта тоже отмечала юбилей Антона Павловича. Вот как описывает эти торжества мой отец: «31.1.35. Вчера было 30-е — день юбилея. Маша плавала в эмпиреях. То и дело она сбегала ко мне вниз, ахала и охала, говорила, как она уже устала, но глаза ее горели по-молодому и щеки пылали огнем. С утра и до вечера — все делегации, речи, фимиамы и воскурения… Одних только бесплатных, пришедших с приветствиями, было принято 324 чел…Маша даже охрипла. Местные газеты полны приветствий, Марию Павловну возносят до небес, напечатаны портреты всех, даже Поленьки в платке и Асеевны 11. У нас в саду, под пение и под хлопанье в ладоши, состоялась лезгинка. Аутская улица переименована в Чеховскую, „Яузлар“ получил новое имя, Мухалатской школе присвоено имя Чехова. Отпущены средства на украшение музейного сада и на окончание работ по оползням».

Не могу сказать, свидетелем каких событий была Мария Павловна в Москве, знаю только, что ездила она туда в конце марта 1935 года. А Таганрог перенес все торжества до весны. Мария Павловна поехала в родной город, но в дороге у нее внезапно обострился артрит. В Харькове, где ей пришлось ожидать на вокзале пересадки с 11 утра до 9 вечера, боли стали настолько сильными, что она должна была обратиться за помощью в больницу. В Ялту Мария Павловна вернулась разочарованной и очень скупо рассказывала брату о подробностях поездки.

А тем временем жизнь в Доме-музее налаживалась. Он уже занял прочное положение среди мемориальных памятников. Посещаемость его возрастала с каждым годом, штат сотрудников увеличился, и Марии Павловне становилось не под силу руководить одной этим большим делом. Михаил Павлович уже не мог, как прежде, быть ее помощником. Он тяжело болел и в 1936 году скончался. Необходимо было найти человека энергичного, работоспособного, который сразу взял бы на свои плечи и часть работы Марии Павловны, и личный уход за нею.

В 1935 году в помощь Марии Павловне была направлена на работу в качестве заместителя директора Елена Филипповна Янова. Молодая, деятельная, трудолюбивая, она скоро стала правой рукой своего «начальника», как она в шутку называла Марию Павловну. <���…>

Доверие Марии Павловны к Елене Филипповне было беспредельно. Она всегда поручала ей делать покупки для себя лично и для приемов гостей, полагаясь на нее полностью. Зная, что она все до последней мелочи передаст ее наследникам, Мария Павловна в завещании назначила ее своим душеприказчиком.

Пришла война. Ялта была оккупирована. Опять Мария Павловна оказалась на целые два с половиной года отрезанной от Москвы, от родных, без средств. Перед приходом немцев друзья Марии Павловны позаботились прислать ей немного продуктов. В дальнейшем обе женщины существовали только тем, что удавалось выменивать на их личные вещи и одежду через каких-то людей в дальних районах. Они были счастливы получить хоть что-нибудь.

Конечно, главной заботой Марии Павловны было спасение дома от постоя гитлеровских солдат. Но избежать этого не удалось. Явился однажды немецкий майор фон Бааке и, осмотрев дом, потребовал, чтобы его поместили в кабинете и спальне Антона Павловича. Для Марии Павловны, целью жизни которой было сохранение комнат брата, исполнение такого требования было равносильно смерти. После продолжительного разговора с гитлеровцем ей каким-то чудом удалось убедить его, что эти комнаты — музейная реликвия, которой пользоваться нельзя. Как писал позднее И. С. Козловский, победили в этой ситуации «нравственная чистота, моральная сила и убежденность» 12Марии Павловны. Может быть. Главное — реликвия была спасена. Мария Павловна собственноручно заперла кабинет и спальню на ключ, и «герр майор» должен был поместиться в столовой, а его подчиненные — в комнатах нижнего этажа. К счастью, майор прожил в доме всего одну неделю, но, уезжая, сделал надпись на парадной двери, что дом Чехова является его собственностью. В дальнейшем эта надпись все же помогала спасти дом от постоя немецких солдат.

В довершение всех бед Мария Павловна заболела брюшным тифом. Елена Филипповна совсем переселилась к ней. Ночи просиживала она над больной, со страхом слушая бомбежку, а днем собирала в саду сушняк, топила печурку, готовила незатейливый обед, принимала врача, ходила к «городскому голове», просила не давать дом под квартиры немцам и не рекомендовать его как музей, где есть ценные картины — подлинники Левитана. Словом, напрягала все силы, чтобы уберечь дом от разграбления.

Однажды приехал немецкий офицер из штаба Розенберга в сопровождении директора Библиотеки имени Чехова 3. А. Чупинцевой. Он ведал всеми культурными делами на оккупированной территории. Хорошо говорил по-русски. Елена Филипповна приняла его одна, так как Мария Павловна была еще нездорова.

Представившись, он сказал:

— Вы должны написать в немецкую газету, что при большевиках вам жилось очень плохо, а с нашим приходом ваша жизнь изменилась к лучшему.

Елена Филипповна ответила, что Мария Павловна никогда этого не сделает. Он стал настаивать, но Елена Филипповна категорически отказалась, заявив:

— Мы все — большевики, и Мария Павловна никогда не будет писать плохо о своих.

При этом Елена Филипповна заметила, что Чупинцева смотрит на нее с удивлением.

Офицер уехал. К счастью, визит сей оказался без последствий для Елены Филипповны.

Но когда, после Победы, из ЦК партии прибыла проверочная комиссия, оказалось, что товарищ Чупинцева — как выяснилось, бывшая подпольщица — уже поставила комиссию в известность о мужественном и смелом поступке Елены Филипповны.

Но вернемся к годам оккупации.

«Наконец я стала поправляться, — рассказывала мне Мария Павловна в мой первый приезд в Ялту после освобождения ее от гитлеровцев. — Однажды, когда я еще лежала в постели, пришел меня навестить „городской голова“, Анищенков. Я, еще слабая после болезни, с возмущением отвечала на его вопросы, как я себя чувствую, не нуждаюсь ли в чем. У нас не было ни продуктов, ни топлива. И вдруг Анищенков, сидевший у моей постели, схватил меня за руку и сказал:

— Мария Павловна, дорогая, потерпите, скоро все будет. Ведь скоро наши вернутся в Ялту.

Оказалось, он тоже работал на немцев для виду, а на самом деле был подпольщиком. Позже мы с огорчением узнали, что при отступлении немцы расстреляли его» 13.

Много было пережито, много потрачено сил, чтобы уберечь дом от разграбления, пока наконец настал долгожданный час и входная дверь открылась перед советскими воинами.

Об этом незабываемом часе вспоминает писатель Дмитрий Холендро. «Мы спустились с улицы в сад, быстро подошли к двери, и я постучал в нее кулаком. Никто не ответил. Тишина. Я поколотил громче. И тогда из глубины дома донесся несмелый женский голос: