Михаил Соловьев - Боги молчат. Записки советского военного корреспондента [сборник]

Володя свистнул.

«Может быть, все-таки нам лучше тут переночевать», — сказал он. — «С Непроходимым встречаться не входит в наши планы».

«Ночуйте», — сказал парень. — «Но только он вот-вот должен вернуться, а где вам с ним лучше встретиться — сами решайте».

«Что делать?» — спросил Володя Марка. «Не знаю», — ответил он. — «Мы в вашем распоряжении. Командуйте».

«Вы, ребята, вот что», — сказал парень в плаще, оглядываясь вокруг — может быть боялся, что его подслушивают. — «Непроходимый нынче зол, как пес. К Высокову сбежал его помощник, он уже объявил его вне закона. Если вы сейчас на него наскочите, беда будет. Поворачивайте лучше назад и выезжайте из нашего района».

«Ну, это, знаешь ли, слишком!» — возмутился Володя. — «Этак вы с вашим царем от всей России нас отрежете. Поедем, пусть только попробует».

У Володи это получилось совсем по-детски, но Марк был с ним согласен. Поворачивать назад из-за какого-то новоявленного Махно и он не был согласен.

Может быть, они и проехали бы благополучно, незамеченные, но, как на грех, когда они были на большой поляне, совсем на виду заимки, лежащей в стороне, конь решил, что наступило время для десятиминутного привала, и сколько Коровин ни старался, он стоял, как вкопанный, и вяло отмахивался хвостом от понуканий. Коровин взялся было за кнут, но на заимке их уже заметили, и от нее к ним скакал всадник. Не очень умело держась в седле, он подъехал к ним. Молодой красивый парень с нагловатым выражением глаз. Немецкая сигарета висела у него на нижней губе. Начальническим тоном он приказал им повернуть к заимке. Повернули. Доехали и пошли в избу — Володя первым, Марк с Коровиным следом. За столом сидел тучный человек. Такого вида люди часто встречались Марку на низовой партийной работе. Он глядел им навстречу так, словно сразу, с первой же секунды, насквозь видит их. Сколько бед такие ясновидящие партработники творили, и сказать нельзя. Уверенные в себе, они совершенно неспособны по-настоящему уразуметь другого. У Непроходимого было широкое, плоское лицо, но очень живые глаза. Губы мясистые, но бледные и всё время сохраняющие недовольное выражение. Перед ним стояла бутылка с самогонкой; в избе сильно воняло самогонной брагой. Марка немного затошнило, скорее от мысли, что из так чудесно пахнущего меда люди делают вонючее пойло. Рядом с Непроходимым за столом был узкогрудый и узкоплечий человечек с тонким птичьим лицом. У него, как и у того красавца с сигаретой на губе, что остановил их на дороге, было нагловатое выражение глаз.

При виде Володи, Непроходимый отодвинул от себя стакан и, обращаясь в темный угол, сказал:

«Поглядите, люди добрые, он опять тут».

Люди добрые, к которым обращался Непроходимый, состояли всего лишь из одного человека в рубахе на выпуск. Он разливал самогонку из четверти в бутылки, перегоняя мутную жидкость по резиновой трубке. На слова Непроходимого он ничего не сказал, а только подморгнул неизвестно кому.

«Я ж тебе сколько раз по-хорошему говорил, чтоб ты в моем районе не показывался», — сказал Непроходимый Володе и опять своим тоном напомнил Марку низового партработника. Те обыкновенно начинали с нравоучений и кончали политическим мордобоем, этот с нравоучений начинает, а видно, что приготовился к большему.

«Ну, скажи, не говорил я тебе, а? Не говорил?» — приставал он к Володе.

«Я, господин Непроходимый, не по своей воле езжу, приказ исполняю. Вы же знаете, что другой дороги нет и ваш район не минуешь», — сказал Володя.

«Это кто ж тебе приказал в мои пределы заезжать?» — всё тем же резонерским тоном спросил Непроходимый. Он как-то одновременно смотрел на Володю и на Марка с Коровиным. — «Дробнин приказал? Так он же, лысая сволочь, нарочно это делает. Знает, что я этого не люблю, и делает». Тут он перевел взгляд на Марка с Коровиным. «А вы что за гуси?» — спросил он. Марк до этого сел, устал стоять, Коровин же остался на ногах. Непроходимый подошел, оглядел их с ног до головы. Кивнув на Коровина, он сказал, полуобернувшись в сторону человека с птичьим лицом:

«Требуется судебная экспертиза».

Узкогрудый с готовностью поднялся из-за стола и подошел к Коровину. Проговорил совсем вежливо, очень официально, даже слегка поклонился:

«Прошу вас снять штаны и представить ваше вещественное доказательство».

Бедный Коровин растерялся:

«Какое доказательство?» — спросил он озираясь. — «О чем он говорит?»

«Они приняли тебя за еврея», — сказал Марк. — «Обрезание ищут».

Коровин был не из тех, что задумываются перед тем, как в драку вступить, но тут Володя положил ему руку на плечо:

«Знаете что, исполните. Доставьте им это удовольствие».

Коровин подчинился. Узкогрудый, внимательно осмотрел нужное ему, потом повернулся к Непроходимому и своим странным, совсем официальным тоном сказал, словно они были в зале суда:

«Признаков иудейского происхождения налицо не имеется, и потому подозрение остается недоказанным».

«Насчет лица я тебе ничего не говорил», — сказал Непроходимый. — «Ты не на лицо смотрел. На лице я и сам всё увижу».

Он прошелся — на ходу покачивался, но не сильно. У него были толстые и короткие ноги. Носил он ботинки и желтые краги, но они были для его икр узкими и прикрывали только с боков и сзади, а впереди густо шнуровались кожаным шнурком.

«Вы что же, к Высокову путь держите?» — спросил он Марка. — «Этот сморчок», — кивок на Володю, — «к нему водит людей». Потом вдруг Непроходимый рассердился и заговорил громко, зло:

«Как же мы свободную Россию создадим, если друг дружке будем на каждом шагу гадить? Ведь всем же объявлено — район мой, независимость за мной немцами признана, и без моего разрешения не сметь тут шататься и людей мутить».

«Нарушение суверенных границ является преступлением, наказуемым по статье второй уложения о наказаниях автономного района. При смягчающих вину обстоятельствах, начальник района может амнистировать преступников».

Всё это скороговоркой проговорил маленький человечек, снова усевшийся за стол.

«Вот ведь чешет!» — одобрительно сказал тот, что переливал самогонку. Он покончил с этим делом и теперь закупоривал бутылки и проверял, не протекают ли они в пробках.

«Ну, хорошо, я человек не злой, можно и амнистировать», — сказал Непроходимый. — «Но нельзя же так злоупотреблять моей добротой. В районе идет экономическое строительство, развивается культурная работа, а тут приезжают всякие и срывают наше созидание. Да ведь кто срывает? Дробнин, лысая зараза! Коммунист, сукин сын. За тюремный стаж спрятался. Сам свое население накормить не может, а сюда лезет учить. Да еще Высоков. Говорит о новой России, а делу гадит».

Может быть Непроходимый и отпустил бы их с миром, но испортил Марк.