Джо Байден - Сдержать обещания. В жизни и политике

– И что они предлагают?

– Год тюрьмы.

– Ну, а сколько мне дадут, если я пойду в суд и проиграю? – все они задавали этот вопрос.

– До пяти лет, – говорил я. – От нуля до пяти.

– То есть я могу ничего не получить? Думаю, я рискну.

Система явно не работала, и нам нужна была новая. Я подумал, что может сработать такая система, которая будет способствовать личной ответственности, последовательности и определенности. Конгресс мог сделать так, чтобы люди, совершившие одно и то же преступление при одинаковых обстоятельствах, получали одинаковый тюремный срок. Мы могли ограничить судей в вариантах приговоров, и преступникам пришлось бы платить одинаковую цену. Таким образом, мы бы осуждали само преступление, а не человека.

Но это была не единственная проблема. В семидесятые годы преступления, сопровождаемые насилием, все чаще были связаны с наркотиками, поэтому возникла необходимость принять более жесткие меры по запрету наркотиков, а также попытаться убрать с улиц оружие и поставить там больше полицейских. Конгресс выделял достаточно денег управлению содействия правоприменению, но я знал, что нам нужно найти способ проследить за тем, чтобы местные власти действительно тратили федеральные фонды для найма большего количества полицейских. Я был достаточно знаком с органами окружного самоуправления, чтобы знать, что федеральные деньги не всегда используются по назначению. Но когда я оказался в судебном комитете, все это поблекло на фоне одной очень важной и непростой проблемы, которая отняла у меня много времени и энергии не только в Сенате, но и во время предвыборной кампании. Невозможно было зайти в продуктовый магазин или ресторан в северной части Делавэра, чтобы меня не настигли с этим вопросом.

Я никогда не забуду ежегодный Chicken Festival 1978 года, который собрал огромные толпы людей на юге Делавэра. Я шел по парковке, периодически останавливаясь, чтобы пожать руку избирателям, как вдруг услышал женский крик: «Сенатор Байден! Сенатор Байден!» Женщина, которая кричала, была в тридцати метрах от меня и устремилась в мою сторону. Привлекательная блондинка примерно моего возраста шла с двумя маленькими мальчиками. На ее лице была ухмылка, и, подойдя ко мне, она повернулась к своим сыновьям и сказала: «Мальчики, я хочу, чтобы вы познакомились с сенатором Байденом. Посмотрите на него как следует. Это человек, который разрушил вашу жизнь».

Рассерженная, она продолжала говорить с сыновьями, показывая на меня:

– Посмотрите на него хорошенько. Это из-за него вы попадаете под басинг.

– Мэээм… – начал я. Я мог много чего сказать о басинге, предписанном судом. Но она перебила меня.

– Даже не говорите мне ничего, – сказала она, развернулась и ушла прочь.

Дело в том, что мне следовало бы зарекомендовать себя как парня, который изо всех сил пытается предотвратить басинг, чтобы ее детям не приходилось ехать на автобусе в другой округ. Но к тому времени, когда моя кампания 1978 года была в полном разгаре, я уже навлек на себя гнев людей из-за проблемы, которая так волновала избирателей в Делавэре.

Во время своей первой кампании я уделял басингу не так много внимания. Я был достаточно ярым его противником: конечно, я глубоко верил в необходимость борьбы с сегрегацией в государственных школах, но басинг не казался мне продуктивным методом. Идея использования басинга для интеграции черных и белых детей в государственных школах появилась еще в конце 1960-х годов. Однако реальный эффект басинга оказался диаметрально противоположным его целям. Белые забирали своих детей из государственных школ. Бегство белых в пригороды увеличилось и в южных, и в северных городах. В Атланте и Детройте, Луисвилле и Индианаполисе, Ричмонде и Уилмингтоне процент черных учеников в центральных городских школах резко увеличился – когда-то школы Атланты были белыми на 80 процентов, а теперь всего на 30, – в то время как пригород становился на 80, 90 и даже 95 процентов белым. В начале семидесятых федеральные суды начали издавать указы о басинге между разными районами, чтобы восстановить расовый баланс.

В 1974 году сенатор от Флориды Эд Герни внес законопроект, обязывающий детей посещать ближайшую к ним государственную школу, что фактически лишало федеральные суды возможности использовать басинг для исправления ситуации в сегрегированных школах. Когда стало ясно, что поправка Герни будет принята, Мэнсфилд и Хью Скотт, лидер республиканцев в Сенате, начали с этим бороться. Они еще помнили о дебатах двадцатилетней давности – героической битве Брауна против Совета по образованию, в которой Верховный суд единогласно постановил, что раздельные школы по своей сути неравны. Так что эти двое предложили собственную поправку, признающую, что необходимо приложить все усилия для того, чтобы школьники могли посещать ближайшую к их дому школу, но оставив вопрос о басинге судам.

Во время схватки в зале заседания Сената меня поймали сотрудники Мэнсфилда. «Мы знаем, что вы против басинга, Джо, но вы не из тех людей, которые хотят, чтобы суд лишили власти. Вы уважаете суд. И уважаете Конституцию. Если вы не хотите, чтобы здесь происходило что-то неконституционное, почему вы об этом не скажете?»

Мэнсфилд был прав. Суды должны иметь возможность прекратить навязанную правительством сегрегацию.

Я голосовал за, и поправку Мэнсфилда-Скотта приняли с перевесом в один голос. Это было важное голосование. Его результаты оказались особенно значимыми, когда федеральные суды постановили разработать план десегрегации школ с акцентом на интенсивный межрайонный басинг в округе Нью-Касл, штат Делавэр.

Басинг – это кошмар либералов, и он расколол людей на лагеря. Качество школьного образования в Уилмингтоне и его окрестностях уже оставляло желать лучшего, и теперь положительных изменений ждать было не с чего. Учителей собирались без согласования переводить в новые школьные округа. В некоторых случаях им были вынуждены снизить зарплату. В округе Ньюкасл проживало около двух третей населения штата школьного возраста, и теперь каждого из учащихся с целью соблюдения расового баланса переводили в новую школу, которая могла быть в десятках километров от дома. Большинство учеников переводили в начале нового учебного года в сентябре 1978 года. Белые родители были в ужасе от того, что их детей отправят в самые неблагополучные районы Уилмингтона, а черные родители боялись, что над их детьми будут издеваться в пригородных школах. Это также означало, что поездка на родительское собрание будет стоить им половины рабочего дня. А если что-то случится? У многих людей, которые жили в центре Уилмингтона, не было машин. Надежного общественного транспорта в то время тоже не было. Все были недовольны. Я пытался повлиять на это законодательно: сделать так, чтобы к басингу прибегали только в крайних случаях и в тех школьных округах, которые активно внедряли сегрегацию детей по признаку расы – сегрегацию де-юре. Я сказал одному репортеру: