Сара Гай Форден - Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности

Когда Бертелли решил сделать свой первый шаг, он отхватил часть «Гуччи», испытывая некое злорадство от дискомфорта де Соле по поводу нового акционера. Бертелли позвонил де Соле, сказав, что обе группы могут использовать свои «синергии» в таких областях, как поиск лучших мест для магазинов по конкурентоспособным ценам или покупка средств массовой информации.

Де Соле отверг предложение Бертелли.

– Патрицио, это не моя компания. Мне нужно поговорить с членами правления. Мы не сможем приготовить эту пиццу вместе, – сказал он.

После этого в лагере «Гуччи» немного спало напряжение по поводу вторжения, а «Прада» получила кодовое название «Пицца». Один сотрудник «Гуччи» прислал де Соле большую гериатрическую повязку, обычно продаваемую в итальянских аптеках для лечения артрита и ревматизма, под брендом «Бертелли». Он наклеил повязку на гигантскую открытку с надписью «Держи подбородок поднятым», на которой было написано: «ЕДИНСТВЕННЫЙ Бертелли, которого мы боимся, – вот ЭТОТ». Эта открытка была выставлена в его административном офисе в Скандиччи, который он регулярно посещал.

В результате азиатского финансового кризиса цена акций «Гуччи» упала до 35 долларов. Раздосадованный Бертелли наблюдал, как его вложения теряют стоимость, но не стал покупать больше. В январе, когда перспективы в Азии улучшились и аналитики прогнозировали головокружительную прибыль «Гуччи», акции компании взлетели до 55 долларов за штуку. Де Соле рассудил, что цена тогда была достаточно высокой, чтобы скупщики дешевых акций обратили взор в другую сторону, и вздохнул с облегчением. Казалось, угроза миновала.

Через несколько минут после того, как чета де Соле улеглась спать, зазвонил телефон. Констанс Кляйн, лондонская помощница де Соле, сказала напряженным голосом: «Мистер де Соле, извините, что беспокою вас, это срочно».

– Извини, дорогая, – сказал де Соле Элеоноре, переходя в другую комнату, а жена в ответ лишь закатила глаза. – Я просто отвечу на этот звонок и скоро вернусь, – сказал он. Элеонора с сомнением покачала головой и отвернулась, чтобы немного поспать, слишком хорошо зная деловые привычки своего мужа.

В следующий раз Элеонора увидела мужа почти в полночь, когда измученный и подавленный де Соле пришел домой после одного из самых отрезвляющих дней в своей четырнадцатилетней карьере в «Гуччи».

Кляйн по телефону сообщила де Соле, что ему нужно срочно перезвонить Иву Карселю, президенту «Луи Виттон» и доверенному лицу Бернара Арно, умного 50-летнего председателя группы LVMH. Де Соле и Карсель поддерживали теплые отношения и часто консультировались друг с другом о тенденциях в отрасли. Но такой срочный звонок вызвал у де Соле тревогу. Он сразу понял, что Карсель звонит не для того, чтобы поболтать.

Из соседней комнаты де Соле перезвонил Карселю. Он был прав. Французский менеджер сообщил де Соле, что LVMH приобрела более пяти процентов непривилегированных акций «Гуччи» и сделает официальное объявление позже в тот же день. Ободряющим голосом Карсель сказал де Соле, что Арно, впечатленный всем, чего удалось достичь «Гуччи» за последние несколько лет, решил сделать «пассивное» приобретение «Гуччи» с чисто «дружескими» намерениями.

Ошеломленный де Соле повесил трубку. Настал момент, которого он боялся последние несколько месяцев. LVMH был крупнейшим в мире конгломератом предметов роскоши, а его процветающее подразделение «Луи Виттон» – одним из самых главных конкурентов «Гуччи». За последние несколько лет «Луи Виттон» применил многие из тех же стратегий, что и «Гуччи». Компания наняла молодого модного дизайнера – американца Марка Джейкобса – для создания новой линии готовой одежды и открыла новый сияющий флагманский магазин на Елисейских Полях, чтобы предоставить этой одежде грандиозную витрину.

В тот же день из своего офиса на третьем этаже в кремовом таунхаусе на Графтон-стрит, который «Гуччи» арендовала до тех пор, пока купленное для нее здание не будет отремонтировано, де Соле поговорил с заместителем Арно, Пьером Годе, высоким французским юристом с элегантными манерами, пронзительными голубыми глазами и волосами с проседью. Из штаб-квартиры LVMH – улья с тихими офисами, покрытыми серыми коврами, на авеню Ош, всего в двух шагах от Триумфальной арки, – Годе повторил послание Карселя: «Это пассивное вложение».

– Простите, Пьер, – наконец сказал де Соле в трубку, – но сколько именно акций у вас есть?

Когда Годе заявил, что не знает точной суммы, де Соле понял, что у них проблемы. «Окей, – сказал он себе, – приехали».

Де Соле позвонил в «Морган Стэнли» и узнал, что его доверенный банкир Джеймс Макартур, которому он передал проблему «Прада» прошлым летом, уезжает на следующей неделе в Австралию в годичный творческий отпуск. Де Соле, чей метод решения проблем зависел от работы с верными людьми, которых он знал и которым доверял, почувствовал приступ отчаяния. Макартур позвонил своему боссу, 42-летнему французу по имени Мишель Зауи. Через несколько минут Зауи уже звонил в дверь офиса «Гуччи» на Графтон-стрит.

Де Соле поздоровался с Зауи, пытаясь скрыть нервозность. Красивый, безупречный инвестиционный банкир, чьим хлебом были битвы компаний за поглощение, опустился в одно из кресел «Чарлз Имз», которые Том Форд выбрал для офиса де Соле. Зауи начал рассказывать де Соле все, что он знал об Арно.

Арно, родившийся в провинции в семье строительного магната, в молодости отказался от карьеры концертирующего пианиста и поступил в элитный французский военно-инженерный институт Эколь Политекник, а затем переехал в Соединенные Штаты в 1981 году, чтобы помочь расширить бизнес своей семьи в сфере недвижимости. Этот шаг, вызванный избранием президента-социалиста Франсуа Миттерана, открыл ему новую перспективу и научил более эффективному способу ведения бизнеса. Когда в 1984 году он вернулся во Францию, то взял 15 миллионов долларов из денег своей семьи и купил обанкротившуюся государственную текстильную компанию под названием «Буссак», у которой было драгоценное сокровище – «Кристиан Диор». За короткий промежуток времени он стал иконой в мире предметов роскоши, собрав впечатляющую плеяду дизайнерских имен, включая «Живанши», «Луи Виттон» и «Кристиан Лакруа», не говоря уже о виноделах «Вдова Клико», «Моэт и Шандон», «Дом Периньон», «Хеннесси» и «Шато д’Икем», парфюмерном доме «Герлен» и магазине косметики «Сефора».

– LVMH – это его детище, и он им управляет, – сказал Зауи. – Вне всяких сомнений, он босс.

Но обнищавшие семьи, черный пиар и принуждения к выходу на пенсию, которыми он прославился, снискали ему нелестные прозвища во французской прессе. Критики окрестили его «Терминатором» и «Волком в кашемире» за то, что он привнес американскую жесткую тактику в благородный мир французского бизнеса. Аккуратный, длинноногий мужчина с седеющими волосами, орлиным носом и тонкой линией рта, Арно также получил прозвище «Тинтин» в честь бельгийского мультипликационного персонажа за свои темные брови характерной формы. Временами он мог казаться ребячливым и капризным, но его образ оставался скорее безжалостным, чем добрым. Хотя он избегал политики, растущая власть Арно принесла ему признание в парижских общественных и деловых кругах, которые заискивали перед ним и его второй женой, симпатичной канадской пианисткой по имени Элен Мерсье, на которой Арно женился в 1991 году. Она с недоумением читала сообщения о своем якобы безжалостном супруге – для нее он был очаровательным, любящим и внимательным мужем и отцом, который часто находил время, чтобы уложить спать по крайней мере одного из их троих детей.