Сара Гай Форден - Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности

К концу января 1999 года Арно собрал ошеломительные 34,4 процента акций «Гуччи», что оценивалось в 1,44 миллиарда долларов. За три недели, прошедшие с тех пор, как LVMH объявила о своей первоначальной доле, акции «Гуччи» выросли почти на 30 процентов, а международная пресса следила за каждым шагом. Даже «Нью-Йорк таймс», которая была свидетелем многих корпоративных споров, назвала это дело «самым захватывающим моментом, который рано или поздно перевернет индустрию моды».

Арно надеялся смягчить эффект от своих агрессивных действий, используя обходные пути, – не только через Ива Карселя, который сообщил эту новость де Соле, но и через старого друга де Соле из Гарварда Билла Макгёрна, который работал в парижском офисе нью-йоркской юридической фирмы «Клири, Готтлиб, Стин и Гамильтон» – одной из фирм, представлявших LVMH. После разговоров с Макгёрном, которые происходили регулярно, Годе был уверен, что дружеская сделка возможна.

Тем временем де Соле отчаянно искал «белого рыцаря», другую компанию, которая могла бы выступить в качестве партнера и отбить атаку LVMH. Он поговорил как минимум с девятью возможными спасителями, но ни один из них не согласился. Ни один потенциальный покупатель в здравом уме не хотел вступать в компанию, которая, казалось, была готова перейти под контроль LVMH. Более того, казалось, что каждый раз, когда обнадеженный де Соле связывался с новым потенциальным партнером, Арно приобретал еще один пакет акций.

– Это Давид против Голиафа, – в какой-то момент устало сказал де Соле, жалея, что холодно относился к Бертелли. Арно улыбался. Сидя в своей строгой застекленной штаб-квартире на авеню Ош в Париже, он знал о каждом движении де Соле.

– Люди, которые отказали ему, позвонили нам, – ухмыльнулся он.

Вечером де Соле обсуждал эту проблему со своей женой Элеонорой, которая хорошо помнила обычаи делового мира со времен работы в «Ай-Би-Эм», но сохранила высокие моральные стандарты. Она убеждала его делать не то, что «лучше» для де Соле, а то, что «правильно» с точки зрения «Гуччи».

Смирившийся и рассерженный де Соле согласился встретиться с Арно, но он не был настроен по этому поводу дружелюбно. Обе стороны обсуждали время и место почти неделю. Арно предложил обед, чтобы встреча была личной; де Соле выбрал деловую обстановку.

– Я пригласил его пообедать, – сказал позже Арно, – а он пригласил меня в «Морган Стэнли»!

Встреча, состоявшаяся 22 января в парижском офисе «Морган Стэнли», была жесткой и строго регламентированной: оба мужчины отрепетировали свои партии. Два генеральных директора пользовались моментом, чтобы изучить друг друга. Арно, блестящий барон-захватчик с французским образованием; де Соле, целеустремленный, родившийся в Риме и научившийся схватывать все на лету в Гарварде.

– Они были во всем противоположны, – говорил Зауи, присутствовавший при встрече. – Арно вел себя формально и чувствовал себя неловко; де Соле был раскрепощенным, прямолинейным и разговорчивым.

Арно похвалил де Соле и Форда, заявив, что его интерес к «Гуччи» не был враждебным. Он призвал де Соле подумать о той выгоде, которую «Гуччи» может извлечь из контроля со стороны LVMH, и настаивал на представительстве в совете директоров. Де Соле возразил, сославшись на конфликт интересов. Он съежился при мысли, что LVMH сможет привлечь своего руководителя в совет директоров «Гуччи» и получить полный доступ к конфиденциальной информации – от данных о продажах, маркетинге и распределении до потенциальных приобретений и новых стратегий. Он попросил Арно либо прекратить покупать акции «Гуччи», либо сделать ставку на всю компанию.

Де Соле опасался, что Арно может выкупить достаточно акций «Гуччи», чтобы фактически контролировать компанию, не сделав справедливого предложения всем ее акционерам. Хотя правила Нью-Йоркской фондовой биржи не устанавливают порог, выше которого участник торгов должен сделать предложение всем акционерам компании, если он накопил значительную долю (это называется обязательным тендерным предложением), большинство компаний, котирующихся в США, уже имеют меры по предотвращению поглощения в своих корпоративных уставах. То же самое и с Амстердамской фондовой биржей, где также котировалась «Гуччи». Фондовые рынки в других европейских странах, таких как Великобритания, Германия, Франция и Италия, приняли законы о борьбе с поглощением, устанавливающие определенные уровни, после которых требуется обязательное тендерное предложение. «Гуччи» оказалась в нейтральной зоне: в ее уставе не было встроенных средств защиты – при этом усилия по созданию одного из них были отклонены собственными акционерами – и она была зарегистрирована на двух фондовых рынках, которые предпочли не устанавливать конкретных ограничений по поглощению, возлагая всю ответственность на сами компании.

Де Соле пытался убедить Арно остановить вторжение.

– Все начиналось по-дружески, – вспоминал Зауи. – Де Соле даже появился на следующей встрече с сумочкой «Гуччи» для жены Арно.

Он предложил Арно два места в совете директоров «Гуччи» в обмен на сокращение его доли с 34,4 до 20 процентов. Но на третьей встрече Арно отклонил предложение и пригрозил подать в суд на де Соле и членов совета директоров лично, если они не уступят. Обе стороны были разочарованы. Десятого февраля, сославшись на свои права акционера, Арно направил в «Гуччи» письмо с просьбой о созыве внеочередного собрания акционеров для назначения представителя LVMH в совет директоров «Гуччи». Этот шаг привел де Соле в ярость.

– Мы были уверены, что предложение будет принято! – сказал Годе позже, заявив, что LVMH предложила стороннего кандидата, не связанного с LVMH, и запросила только одного представителя вместо трех. – Мы воспринимали это как дружеский жест, – признался он.

Но кровь де Соле кипела от отчета, который попал к нему тайно: исполнительный директор LVMH сказал одному из институциональных акционеров «Гуччи», что хочет иметь свои собственные «глаза и уши» в совете директоров, чтобы проложить путь к обретению полного контроля. Де Соле не собирался пускать волка в свой курятник.

– Я убедился, что они никогда не собирались делать компании справедливое предложение о полном выкупе акций, – сказал де Соле.

В воскресенье, 14 февраля, руководители и банкиры «Гуччи» собрались в небольшом конференц-зале на Графтон-стрит. В течение нескольких месяцев с тех пор, как «Прада» впервые купила свою долю в «Гуччи», адвокат по имени Скотт Симпсон, работавший в лондонском офисе влиятельной нью-йоркской юридической фирмы Skadden, Arps, Slate, Meagher & Flom , известной своей деятельностью по борьбе с поглощениями, изучал рискованную уловку, которая, по его мнению, могла сработать. Пока еще не опробованная в голландских судах, такая защита была основана на лазейке в правилах Нью-Йоркской фондовой биржи. Идея заключалась в ESOP [53] Акционерная собственность работников ( англ . ESOP) – одна из разновидностей так называемого «народного капитализма», где трудящиеся являются акционерами собственных предприятий. , плане владения акциями сотрудников, который позволил бы «Гуччи» выпустить огромный пакет акций для сотрудников компании и тем самым снизить процентную долю Арно. ESOP не заставил бы Арно исчезнуть, но лишил бы его права голоса. Де Соле сунул карту ESOP в рукав и в последний раз попытался убедить Арно либо подписать письменное соглашение о сохранении статус-кво, что юридически не позволило бы ему покупать больше акций, либо сделать справедливое и полное предложение для всей компании. Ответ Арно выполз из факса «Гуччи» во второй половине дня 17 февраля в форме письма, в котором он просил «Гуччи» о предоставлении правлению LVMH «веской причины» для сохранения статус-кво. Де Соле, поначалу неохотно сопротивлявшийся, но теперь упорный и решительный, снова пришел в ярость.