Сергей Красиков - Возле вождей

Совершенно обездоленный, подошел на прощание к гробу, с возгласом «вай!» схватился за гроб и в ужасе его оттолкнул.

Сопровождать тело на Новодевичье кладбище отказался. На похоронах не присутствовал. Потрясенный случившимся, не хотел показаться перед народом в горьком состоянии и стал мучиться в догадках: «Кто внушил жене мысль о самоубийстве?» Почему одна мысль делала его почти безвольным, а вторая приводила в ярость.

Светлана узнает о добровольном уходе матери из жизни, будучи уже взрослой. В зарубежной прессе прочтет, что причиной смерти Надежды Сергеевны Аллилуевой было ее несогласие с искажением мужем ленинских заветов, устрашение оппонентов, преступные формы коллективизации. Усугублялось настроение и личными мотивами: неверностью Сталина супружескому долгу, оскорбленным женским достоинством.

Светлана объясняет это по-своему: «Сдерживание себя, страшная внутренняя самодисциплина и напряжение, это недовольство и раздражение, загоняемые внутрь, сжимаются все сильнее и сильнее, как пружина, должны были неминуемо кончиться взрывом; пружина должна была распрямиться со страшной силой…

Так и произошло. А повод? Всего-навсего небольшая ссора на праздничном банкете в честь пятнадцатой годовщины Октября.

«Всего-навсего» отец сказал ей: «Эй ты, пей!» А она «всего-навсего» вскрикнула вдруг: «Я тебе не эй!» — и встала, и при всех ушла из-за стола».

Из-за смерти жены Сталин сменил старую квартиру на новую в здании Совета Министров на бельэтаже. Здесь же располагался его рабочий кабинет, в котором он работал от одиннадцати до двенадцати часов в сутки, затем уехал на дачу в Кунцево-Волынское. В Зубалове больше почти не появлялся. Там продолжали жить родственники Надежды Сергеевны и дети.

Прислуга была заменена. Вся система обслуги поставлена на казенный счет. Началось строительство многочисленных дач: Липки — в старинной усадьбе по Дмитровскому шоссе — с красивым домом, огромным парком и вековыми липами возле пруда.

Обустроили новую дачу Семеновское на месте старой, расположенной около пруда, выкопанного еще крепостными крестьянами. Огромный лес окружал ее со всех сторон.

Возникли дачи в Сочи: одна — недалеко от Маце-сты, другая — за Адлером, третья — не доезжая Гагр.

…На одной из сочинских дач в послевоенный год некоторое время с благословения Иосифа Виссарионовича жил медвежонок, пойманный на осенней охоте. Нагуляв в продолжение лета и крымской осени жиру, косолапый и косолапая соорудили себе берлоги в пещерах по соседству. И если медведь проторил тропу к своему логовищу напрямую, то медведица к своему предпочитала ходить обходными путями, в том числе и по проторенной тропе медведя. А перед залеганием в логовище долго кружила вокруг да около, проделывала всевозможные прыжки невдалеке от берлоги, наконец повертывалась к берлоге задом и входила в нее пятясь, чем окончательно сбивала с толку и собак, и охотников.

Топтыгин при этом спал чутко, при приближении к становищу живности пренепременно «здоровался», а медведица не то спокойно посапывала, храня полное безразличие, не то только изображала, что крепко спит.

Медведь вылез из берлоги первым. Принял вместо слабительного клюквицы со мхом и принялся гонять по лесу пасшихся домашних животных.

О том стало известно Верховному, и он распорядился буяна утихомирить. Когда же охотники выследили и обстреляли самца, на звуки выстрелов с тремя медвежатами шумно вывалилась мамаша и поперла напролом.

Убивать ее приказа не было, и охотники хотели лишь отпугнуть косматую, но ее отчаянная безалаберность стоила ей жизни.

Оставшиеся сиротами детеныши сразу стали беспомощными, и их легко изловили.

Когда добычу показывали Иосифу Виссарионовичу, один из медвежат лизнул Генсеку руку, чем и предопределил судьбу свою и своих братишек.

Небольшие серо-желтые комочки вскоре стали бурыми и бесконечными забавами и шалостями доводили Генсека до умиления. Они забирались то на деревья, то прятались за углами, выслеживая предполагаемую жертву, чтобы неожиданно на нее наброситься, то носились взад и вперед по аллеям и под конец прыгали в бассейн, шумно плеща воду лапами.

Но миновало полгода, и зверята стали злы, прожорливы и неуживчивы, как и их непокорные родители. Добрым и покладистым остался только Буренок, прозванный так Сталиным за абсолютно рыжую шубку и уравновешенный нрав. Он и был оставлен с соизволения хозяина на даче, а два его сородича переданы в зоопарки.

Оставшись в одиночестве, зверек заскучал, и охранники принялись развлекать его играми: выкатывали перед мордой мячи, раскачивались в подвешенной на цепях автомобильной покрышке, боролись друг с другом, и зверь начал принимать в играх самое активное участие.

Предпочитая всегда оставаться лидером, он грубо вытаскивал сотрудников из покрышки и сам в нее устраивался; укатывающего от него мяч хватал за ноги, валил за землю и, обхватив мяч четырьмя лапами, шлепался на спину, рычанием приказывая мячу больше никому в лапы не даваться.

При борьбе же легко позволял себя валить и, как бы смеясь над своей неопытностью, неожиданно вывертывался, припечатывал соперника лопатками к земле и торжествующе рычал. Но, взрослея, больше и больше обижался и однажды поборовшего его И. В. Хрусталева так хватил пастью за локоть, что тот закричал от боли.

О зверстве Буренка прослышал Сталин и приказал поместить зверя в грот, забранный стальной решеткой. Буренок то по-щенячьи скулил, то по-медвежьи ревел. Сотрудники подносили заключенному всевозможные лакомства до тех пор, пока зверь зубами не прихватил сласть вместе с рукой дающего. Обхватив руку как капканом, он ее не откусывал, а немигающими глазами-углями впился в глаза угощавшего, как бы говоря: «Выпустишь — не откушу».

Когда же пострадавший пытался руку высвободить, зубы медведя сжимались крепче и человек вынужден был зверя уговаривать:

— Ну какая тебе корысть откусывать мне руку? Наесться ею ты все равно не сможешь, только раздразнишь зверский аппетит. Меня сделаешь инвалидом, а сам лишишься жизни. Ибо за это тебя обязательно пристрелят. — И зверь руку отпустил. После чего был вывезен в горы и отпущен на все четыре стороны.

Через некоторое время он ли, другой ли какой медведь забрел на сочинскую дачу Ворошилова, когда стоящий у ворот сотрудник не то ловил ворон, не то выяснял взаимоотношения синичьей стаи. И так предался созерцанию, что медведя не увидел, а услышал за спиной грудной, протяжный вздох. Оглянулся и носом к носу встретился с ведьмедем.