Сергей Красиков - Возле вождей

Сын Василия Сталина, Александр Васильевич Бурдон-ский, сегодня является режиссером Центрального академического театра Российской Армии, заслуженным деятелем искусств РСФСР.

Дочь Василия, Надежда Васильевна, замужем за сыном писателя Александра Фадеева Александром Александровичем. Имеет дочь, которой в 1996 году исполнилось восемнадцать лет.

От брака с Екатериной Семеновной Тимошенко (дочерью советского маршала) у Василия родилось двое детей: сын Василий Васильевич, умерший в девятнадцатилетнем возрасте, похоронен на Новодевичьем кладбище, и дочь Светлана, которая здравствует.

Фамилию Василия носят еще три женщины: дочь К. Г. Джугашвили и две дочери Н. И. Джугашвили (урожденной Нусберг), которых Василий удочерил.

У Светланы Иосифовны детей трое. Старший сын Иосиф (от Г. И. Мороза) — известный кардиолог, доктор медицинских наук. Имеет сына. Дочь Екатерина — от брака с Юрием Александровичем Ждановым — после окончания института работает вулканологом на Камчатке. Имеет дочь. Муж Екатерины Юрьевны трагически погиб.

Ольге Петерс в 1996 году исполнилось двадцать пять лет. Она живет отдельно от матери, Светланы Иосифовны, и работает в Англии.

По постановлению Совета Министров СССР от 14 ноября 1953 года всем внукам и внучкам Сталина назначалась персональная пенсия в размере тысячи рублей (в денежном исчислении того времени) до окончания высшего учебного заведения.

В постановлении имелось условие, по которому пен-сионат после десяти классов средней школы обязан был поступать в высшее учебное заведение.

По поводу смерти И. В. Сталина написано много воспоминаний, и, к величайшему сожалению, ни одно из них не стыкуется. Появилось немало и исследований-расследований, однако до сих пор их почему-то никто не захотел обобщить, чтобы найти нить истины, по которой и попытаться дойти до самой сути.

Попытаемся заняться в меру возможностей этим мы и обратимся к архивам воспоминателей. Приведем отрывок из воспоминаний действительного члена АМН СССР профессора А. Л. Мясникова (1899–1965), известнейшего врача-терапевта, директора Института терапии АМН СССР, лауреата международной премии «Золотой стетоскоп», опубликованный в «Литературной газете» 1 марта 1989 года. Профессор был участником консилиума у постели И. В. Сталина:

«Поздно вечером 2 марта 1953 года к нам на квартиру заехал сотрудник спецотдела Кремлевской больницы: «Я за вами — к больному хозяину». Я быстро простился с женой, мы заехали на улицу Калинина, там ждали нас проф. Н. В. Коновалов (невропатолог) и Е. М. Гареев, и помчались на дачу Сталина в Кунцево (напротив нового университета). Мы в молчании доехали до ворот — колючая проволока по обе стороны рва и забора, собаки.

Наконец мы в доме (обширном павильоне с просторными комнатами, обставленными широкими тахтами; стены отделаны полированной фанерой). В одной из комнат уже был министр здравоохранения (новый — А. Ф. Третьяков; Е. И. Смирнов был еще в декабре снят в связи с ревизией министерства правительственной комиссией и перешел вновь в военное ведомство на прежнее амплуа начальника Военно-санитарного управления), проф. П. Е. Лукомский (главный терапевт Минздрава). Известные невропатологи Роман Ткачев, Н. Филимонов, Иванов-Незнамов — терапевт Лечсанупра Кремля.

Министр рассказал, что в ночь на второе марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг, с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Еще вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер из охраны еще в 3 часа ночи видел его за столом (он смотрел в замочную скважину). Все время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате, в кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между сто-лом и диваном. Был он без сознания. Больного положили на диван, на котором он и пролежал все дальнейшее время.

Консилиум был прерван появлением Берия и Маленкова (в дальнейшем они приходили и уходили не иначе как вдвоем). Берия обратился к нам со словами о постигшем партию и наш народ несчастье и выразил уверенность, что мы сделаем все, что в силах медицины, и т. д. «Имейте в виду, — сказал он, — что партия и правительство вам абсолютно доверяют, и все, что найдете нужным предпринимать, с нашей стороны не встретит ничего, кроме полного согласия и помощи».

Эти слова были сказаны, вероятно, в связи с тем, что в это время часть профессоров — «врачи-убийцы» — сидела в тюрьме и ожидала смертной казни. На следующий день было опубликовано первое правительственное сообщение о болезни Сталина, «для лечения товарища Сталина привлечены лучшие медицинские силы» — с перечислением наших фамилий и званий, упомянуто было также, что «лечение товарища Сталина проводится под постоянным наблюдением Центрального Комитета КПСС и Советского правительства».

Сталин лежал грузный, он оказался коротким и толстоватым, лицо было перекошено, правые рука и нога лежали как плети. Он тяжело дышал, периодически то тише, то сильнее (дыхание Чейна-Стокса). Кровяное давление 210/110. Мерцательная аритмия. Лейкоцитоз до 17 000. Была высокая температура — 38° с десятыми… При выслушивании и выстукивании сердца особых отклонений не отмечалось, в боковых и передних отделах легких ничего патологического не определялось. Диагноз нам представлялся, слава Богу, ясным: кровоизлияние в левом полушарии мозга на почве гипертонии и атеросклероза. Лечение было назначено обильное…

Состав консилиума решил остаться на все время, я позвонил домой. Мы ночевали в соседнем доме. Каждый из нас нес свои часы дежурства у постели больного. Постоянно находился при больном и кто-нибудь из членов Политбюро ЦК — чаще всего Ворошилов, Каганович, Булганин, Микоян.

Третьего утром консилиум должен был дать ответ на вопрос Маленкова о прогнозе. Ответ наш мог быть только отрицательным — смерть неизбежна. Маленков дал нам понять, что он ожидал такого заключения, хотя и надеется, что медицинские мероприятия смогут если не сохранить жизнь, то продлить ее на достаточный срок. Мы поняли: речь идет о необходимом фоне для подготовки организации новой власти, а вместе с тем и общественного мнения.

Тут же мы составили первый бюллетень о состоянии здоровья И. В. Сталина (на 2 часа 4 марта). В нем имелась многозначительная фраза: «Проводится ряд терапевтических мероприятий, направленных на восстановление жизненно важных функций организма». Этим как бы выражалась в осторожной форме некая надежда на «восстановление», то есть расчет на некоторое успокоение страны. Тем временем всем членам ЦК и другим руководителям партийных и советских органов был послан вызов срочно прибыть в Москву для обсуждения положения в связи с предстоящей смертью главы государства.