Людмила Черная - Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Посему и начну с дневника…

Трагическую историю хозяина этого дневника я услышала, приехав осенью 1941 года к первому своему мужу Борису в Моршанск.

Борис и его товарищи по ИФЛИ после окончания института были призваны в армию на два года и, став политруками в Брянском военном училище, просвещали новобранцев — деревенских ребят. Осенью 1941 года они должны были вернуться в Москву, но судьба их сложилась иначе. На нас напали гитлеровцы, началась война. Брянск оккупировали, и ифлийцев-политруков сперва перебросили в военную газету Орловского военного округа, а потом, когда сдали и Орел, в Моршанск, куда тоже со дня на день должны были войти войска фашистского вермахта. К счастью, газету вместе с ифлийцами успели перевести и вовсе в глубокий тыл, аж в Чкалов (Оренбург).

Ну так вот, история с дневником произошла в Моршанске. Этот дневник вел парень, фамилию которого я начисто забыла, зато прекрасно помню фамилию человека, укравшего дневник, — Архипов. Владимир Архипов.

Завладев дневником, Архипов тут же отнес его особистам, то есть армейским энкавэдэшникам. Их реакция была мгновенной: той же ночью за хозяином дневника пришли. И он исчез навсегда. По крайней мере, ни я, ни другие ифлийцы не слышали о нем даже в эпоху хрущевского «реабилитанса».

В те десять дней, что я пробыла у Бориса в Моршанске, я, слава богу, не встретилась с Архиповым. По ИФЛИ его тоже не помню.

Знала я Архипова еще по Брянску, где начиналась военная служба ифлийцев. И не то Архипов просил передать что-то своей жене в Москве, не то я пошла по его просьбе к ней, а потом привезла что-то Архипову…

Жена Архипова, не москвичка, снимала комнату недалеко от нашего института, в селе Богородском. Сойдя с трамвая, я без труда нашла деревянную хибару, где она жила. Телефона там, конечно, не было, и я явилась без предупреждения — что называется нежданно-негаданно. Архиповская жена оказалась очень милой, тонюсенькой барышней, со старомодным пучком. Приняла она меня чрезвычайно дружелюбно и вдобавок угостила полным обедом: борщом, рублеными котлетами и клюквенным киселем на десерт. Этот обед из трех блюд потряс меня. Мне казалось просто непостижимым, как можно каждый день готовить для себя такие разносолы, да еще в съемной комнатушке на электрической плитке.

Ясно, что Архипов неплохо устроился в свои студенческие годы.

И вот, много лет спустя, я вдруг узнала, что тонюсенькая барышня с пучком, угощавшая меня обедом, не могла вернуться в Москву после войны. В военные годы она уехала к отцу, а отец ее, этнический немец, служил в аптеке в Кисловодске, видимо, и после прихода туда гитлеровцев. Никаких злодеяний за отцом-немцем не числилось, но архиповскую жену тем не менее в столицу не пускали. Муж мог ей помочь, но не пожелал — так гласила молва.

Вернусь, однако, к дневнику. Что же такое крамольное обнаружили в нем сперва Архипов, а потом энкавэдэшники? Могу судить об этом только по тому, что услышала в Моршанске.

Но тут я снова должна предварить свой рассказ о дневнике. Дело в том, что хозяин дневника до того, как его украл Архипов, проделал долгий путь: из прифронтовой полосы в глубокий тыл. А потом сразу же вернулся в прифронтовую полосу. Что за командировка у него была, я не ведаю. Но зато хорошо знаю, что этот парень увидел… Он увидел нескончаемые эшелоны товарняка, под завязку набитые призывниками, молодыми солдатиками, которые гнали на фронт. Замечу, солдатиков этих в других странах называли пушечным мясом, а у нас красноармейцами, бойцами и, согласно статьям журналистов в военные годы, «наследниками солдат Кутузова и Суворова»…

Итак, поезда шли сплошняком. Однако в товарных вагонах, в которых везли будущих спасителей Отечества, не было уборных, только дырка в полу. И будущие фронтовики оставляли на железнодорожных путях свои экскременты — кучи дерьма.

Видимо, поэтому хозяин дневника и написал: «Засрали всю Россию».

Чего не напишешь в страшные дни, когда моторизованные фашистские дивизии за несколько месяцев дошли до Москвы, оккупировали пол-России и, казалось, безостановочно катятся все дальше и дальше? Чего не напишешь, если тебе десятилетиями внушали, что война будет идти исключительно на чужой территории? Чего не напишешь, если ты верил, что твои главные враги не немецкие фашисты, а английские и американские империалисты? Чего не напишешь, если совсем недавно Сталин с Риббентропом пили в Кремле шампанское за здоровье Гитлера?..

Мне очень жаль хозяина дневника, хотя, наверное, не надо было писать такую фразу…

Но ведь я уже сказала, что эта заметка не о дневнике и не о несчастном парне, который его вел, — эта заметка об Архипове.

Жизнь сложилась так, что я непосредственно с Архиповым больше не сталкивалась, только слышала о нем как о законченном мерзавце… Поэтому расскажу то, что прочитала об Архипове в интернете. Бóльшую часть его занятий описал некий Огрызко, но еще до него было сказано, что Архипов добровольцем ушел на фронт. Здесь Архипов соврал: в начале войны он уже служил в армии — мог только дезертировать из тыловой части во фронтовую. Такие случаи я знаю. Например, писатель Казакевич дезертировал во фронтовую разведку.

Удивляет также, что, после сообщения о том, что в 1943 году Архипова на фронте приняли в партию, в интернете ничего не сказано о том, какие ордена он получил на фронте.

Думаю, насчет своих фронтовых дел Архипов врал. «Подвиги» он совершал не на фронте, а уже в послевоенное время в тылу. Как сообщает интернет, подвизался в «Огоньке», под крылышком главного редактора Ан. Софронова, и в «Октябре», где правил бал Кочетов. В те восемь лет, что прошли от конца войны до смерти Сталина, Архипов разошелся во всю мощь своих «талантов». Громил, поучал, покровительствовал таким отчаянным бездарям, как Иван Швецов — автор неподражаемой «Тли».

Все продолжалось и в годы оттепели. Ужасно, что Архипов залез своими лапами и в историю нашей несравненной литературы XIX века. Разделил русских писателей на правильных и неправильных, на либералов и демократов. Либералов подверг оглушительной критике.

Однако все это не помешало Архипову стать профессором МГУ — а еще говорят, что наука в СССР процветала!

Из интернета я узнала также, что Архипов выступал против того, чтобы Корнею Чуковскому дали Ленинскую премию за многолетний труд о Некрасове.

И наконец, уже после смерти Твардовского, дочери Твардовского напечатали в «Литературной газете» отповедь Архипову, набросившемуся на посмертное издание фронтовых дневников Александра Трифоновича. Дочери Твардовского назвали нападки Архипова на их отца «нападками идиота» — я, скорее, назвала бы их «нападками негодяя».