Людмила Черная - Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Сперва книга, хоть и медленно — стиль тогдашних издательств, — но верно двигалась к финишу. Нет, не к финишу, а к той же роковой черте, что и «Преступник…» — к подписи в печать. Но тут ее заело.

Видимо, не подписывали, во-первых, из-за неконтролируемого подтекста. Тотальная система террора и сыска в Третьем рейхе все ж таки могла кое-что напомнить советским гражданам и в ту пору.

И, во-вторых, из-за того, что нашего сына вынудили навсегда покинуть страну. Очевидно, прямой инструкции не подписывать не было. Редактор Ада Георгиевна Мартынова вообще ничего не знала об Алике. Но у главного редактора наверняка сработала созданная советскими интеллигентами-чиновниками защитная реакция, которую они трансформировали в удобную форму: из-за этой работы (книги, спектакля, картины, выступления) не стоит рисковать…

Кстати, когда «Империя смерти» вышла, директор Поляков ставил ее в пример — она исправно кормила издательство. Видимо, тираж — 300 тысяч — допечатывали!

После «Империи смерти» я быстро, уже только под собственной фамилией, издала в том же «Политиздате», переименованном в «Республику», книгу с биографиями Гитлера, Геринга, Гиммлера, Геббельса, Бормана, Риббентропа. Муж предложил назвать эти биографии «Коричневая номенклатура». Не вышло. Назвали «Коричневые диктаторы» — довольно дурацкий заголовок.

Тираж «Коричневых диктаторов» был 50 тысяч. Всего-навсего.

Эти книги не принесли ни славы, ни особых денег. Но я рада, что они вышли, — мне всегда хочется доделать работу до конца.

Кстати, о деньгах. «Преступник…» кормил долго и нас, и издательство АПН. В капстранах его, конечно, не стали печатать: у них к тому времени была уйма своих книг о Гитлере и о нацистском режиме. Но в соцстранах книгу охотно издавали. Гонорары нам переводили на Внешэкономбанк.

Так мы жили в 1980-х. А в 1990-х с деньгами от книг по фашизму шло по нисходящей… Правда, в 1991-м переиздали с моей очень серьезной правкой «Преступника…» (тираж 100 тысяч). И очень беспокоились: достаточно ли смело (!) звучит книга, достаточно ли современно… — словом, поворот на 180 градусов. Альберт Беляев, который угробил «Гитлера» в «Новом мире», став главным редактором газеты «Культура», прислал к нам домой своего сотрудника, дабы тот во что бы то ни стало взял у нас фрагменты готовящейся «Империи смерти». С названием «Империя смерти» была вообще потеха. Рейган назвал нашу страну «империей зла», но все начальники делали вид, будто этого не знают. Однако в издательстве «Политика», вспоминая о нашей книге, постоянно вместо «Империя смерти» говорили «империя зла»… На языке вертелось.

Уже после кончины мужа, в 1998 году, переиздали в Ростове-на-Дону, в так называемом «красном поясе», «Коричневых диктаторов» тиражом… 10 тысяч экземпляров, а в 2000 году в Москве, в издательстве «Вече» — «Империю смерти». Имя «Д. Мельников» стояло в черной рамке. И тут тираж был 10 000 экземпляров.

Да, дважды в одну реку войти нельзя… Главная книга отжила свой век. Кстати, он пришелся на 1960-е… К сожалению, не отжила своего тема фашизма — напротив, она становилась все актуальней.

В 1990-е в Москве появились на столиках-прилавках рядом со станциями метро и перед Музеем Революции бесчисленное множество коричневых газетенок, журнальчиков, книг со свастиками и с портретами Гитлера. В одной из таких газетенок — кажется, она называлась «Русское воскресение» — были наши с мужем фотографии с обложки «Преступника…» и подпись: «Вот кто мешает нам познакомиться с Адольфом Алоизовичем Гитлером».

Газетенку нам принесли, и мы особенно умилились тому, что Гитлер был назван на русский манер — по имени-отчеству («А по батюшке вас как?»). Дескать, этот фашист номер 1 — наш, исконно наш.

Так в первый раз русские неонацисты откликнулись на «Преступника…». Но вот прошло какое-то время, мужа не стало, и кто-то из знакомых сказал мне, что отрывок из нашей книги «Преступник номер 1» служит послесловием к книге «Майн кампф» Гитлера, переведенной на русский. Я прямо взвилась от негодования. Возмущало меня и то, что «Майн кампф» открыто продается в Москве, и то, что опорочены честные имена покойного мужа и мое.

С юристом из «Дома Ростовых», отпочковавшимся от почившего в бозе Союза писателей, — назовем его Николай Иванович — я обсудила историю с «Майн кампф». Мы решили, что я потребую у издательства возмещения за моральный ущерб — за оскорбление чести и достоинства.

Всех перипетий этой дурно пахнущей истории не помню. Помню только поучительный финал. Юрист позвонил и сообщил, что издатели-фашисты готовы заплатить мне только за перепечатку нескольких страниц из «Преступника…» — так сказать, гонорар. Они подсчитали, получается 100 000 руб. — на наши нынешние деньги 100 рублей. Я возмутилась. Николай Иванович сказал, что он от моего имени от этих денег отказался.

— Подаем в суд, — обрадовалась я. — Я их не боюсь. Потребуем 3 миллиона за моральный ущерб.

Долго я разорялась на тему: «Я не боюсь этих проклятых коричневых. Скажу на суде все, что про них думаю».

Милейший Николай Иванович не прерывал меня, потом сказал:

— Знаете, мне приятно, что моя клиентка не боится фашистов и высоко ценит свою честь и достоинство, но я фашистов боюсь…

На том дело и закончилось.

Заголовок (шапку) аршинными буквами в еженедельнике АиФ («Аргументы и факты»): «Туфли Сталина и золото Жукова» я прочла 6 ноября 2019 года — иными словами, накануне 7 ноября.

В чем пафос этого нарочито броского заголовка? В том, чтобы противопоставить скромняге Сталину хапугу Жукова? Пожертвовать Жуковым ради возвеличивания Сталина?..

В тексте очень даже трогательно рассказано, как сталинская обслуга, видимо, в складчину купила Хозяину в день семидесятилетия новые башмаки, увидев, что старые совсем износились. Но Хозяин не стал надевать новую обувку, предпочел старую. И это только начало. Далее мы узнаем, что из скромности Сталин не стал носить специально пошитую для него после войны роскошную форму (мундир по модели времен Кутузова с высоким воротником и брюки с позолоченными лампасами). От этого великолепия он «отказался наотрез».

Но, позвольте, Кутузов жил в XIX веке, а Сталин в XX, Кутузов — в царской России, Сталин — в государстве рабочих и крестьян. Так, по крайней мере, считалось в мое время. Да и люди за сто лет сильно изменились… Не кажется ли вам, что с высоким воротником и со старинными лампасами он выглядел бы, как ряженый?

Однако пойдем дальше по тексту АиФ… Из скромности Сталин не велел называть его именем Московский университет, новое здание которого не без помощи немецких военнопленных воздвигли на юго-западе столицы, — предпочел, чтобы МГУ носило имя Ломоносова.