Людмила Черная - Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Да, казнь не была публичной. Все равно в Нюрнберге построили одиннадцать виселиц…

И я спрашиваю себя: неужели в ХХ веке мир озверел?

Эпилога не было — нельзя считать таковым смерть нескольких сотен, может быть, нескольких тысяч москвичей, которые жаждали проститься с мертвым Сталиным в Колонном зале Дома Союзов и попали в дикую давку на Трубной площади.

На Трубной произошло нечто вроде «Ходынки» в день коронации Николая II. Толпа попала в ловушку — грузовики с солдатами перегородили ей путь в безопасные улицы. Как водится, ничего об этой трагедии нам не сообщили. Зачем? При советской власти даже о землетрясениях, если они происходили на нашей территории, население не информировали. Не сообщили сразу и о Чернобыле…

Лучше спросим себя, почему сталинский Президиум, бывшее Политбюро, без сучка без задоринки проводившее различные демонстрации, в которых участвовали сотни тысяч людей, на этот раз оплошало?

Наверное, власть все же растерялась. Вожди лихорадочно думали о том, как спасти себя… Надеюсь, и о том, как вытащить великую страну из той ямы, в какую ее загнал Сталин…

Этого человека — Льва Леонтьева — я очень не любила. Тем не менее лет пятнадцать довольно регулярно с ним сталкивалась, ведь он был близким другом, советчиком и постоянным возлюбленным Натальи Сергеевны Сергеевой, главного редактора «Нового времени» — фактически единственного в СССР журнала, освещающего международную жизнь и нашу политику в мире… Конечно, в том ключе, в котором эту международную жизнь видело Политбюро и очередной генсек.

В мемуарах «Косой дождь» и в своей «Лошадиной» книге я уже писала, как восхищалась Натальей Сергеевной — ее независимостью, непохожестью на всех остальных, ее интеллигентностью, ее домом и даже ее… взбалмошностью. Не восхищалась только ее привязанностью к этому Льву Леонтьеву.

На вид он был довольно крупный мужчина с большим красным носом, хотя и непьющий. Весьма надменный господин, всегда изрекающий истину в последней инстанции. Числился Леонтьев не то академиком, не то членкором. Большой его карьере помешало только то, что он по отчеству звался Абрамовичем. А «Абрамовичей» со времен Сталина, как известно, в СССР не жаловали.

Как ни странно, но не только Наталья Сергеевна, но и все очень даже умные и ушлые сотрудники «Нового времени» от Левы Безыменского до Валентина Бережкова тоже превозносили ум и образованность Леонтьева. А к Сергеевой, наоборот, относились весьма скептически, хотя именно она спасала их, прикрывая от всех бед…

Только я одна была твердо уверена, что Наталья Сергеевна — совершенно очаровательная барыня-дворянка, а Лев Абрамович — противный местечковый еврей… Хоть бейте меня, хоть режьте, хоть объявляйте антисемиткой номер 1.

Но речь здесь не обо мне, а о Леонтьеве…

Естественно, меня Лев Абрамович в упор не замечал. Даже на моего мужа, признанного всеми блестящим международником и эрудитом — смотрел сверху вниз.

Но вот однажды мы со Львом Абрамовичем оказались вдвоем у нас дома — наверное, ждали мужа, а тот по своему обыкновению опаздывал. Не сомневаюсь, Лев явился к нам из-за каких-то чрезвычайных обстоятельств. Я что-то вяло спрашивала. Леонтьев еще более вяло отвечал, всем своим видом показывая, как неинтересно ему со мною разговаривать.

Но потом вдруг я спросила:

— Ну объясните мне хоть вы: почему после смерти Ленина его друзья и соратники дали себя облапошить этому гаду Сталину? Неужели, не знали, что он их всех сожрет? Ведь, например, Бухарин был бы куда лучше…

И тут Леонтьев неожиданно встрепенулся. Ясно стало, что этот вопрос он сам себе не раз задавал и давно нашел на него ответ.

Да, Леонтьев встрепенулся. От его лени и небрежности в разговоре со мной не осталось и следа. Вот, что он ответил:

— Вы ничего не понимаете! Не понимаете — они все были слабые. Решительно все — и Бухарин, и Зиновьев, и Троцкий. И в случае войны мы не удержались бы. Вникните! Нас убрали бы. Все пропало бы наверняка! Поняли?

Тут и меня осенило. Речь шла вовсе не о том, что немцы или другие захватчики в случае войны завоевали бы страну — ничего подобного. Речь шла о том, что народ скинул бы большевистскую власть, с которой Лев Абрамович идентифицировал себя, сбросил бы коммунистов.

Ленинец Леонтьев, как я поняла, всю жизнь ощущал себя и своих товарищей-большевиков временщиками, самозванцами, узурпаторами и считал, что только Сталин с его пыточными камерами, с его ГУЛАГом, с его армией стукачей и палачей мог удержать их всех во власти.

— Вы поняли меня? — спросил Леонтьев.

— Да, поняла, — сказала я, почему-то шепотом и сразу замолчала. Ждала, что он задаст мне и другой вопрос: «Вы понимаете теперь, в чем суть процессов 1937–1939 годов? Ведь все они знали, что нам не удержаться без Него? Без Сталина?»

Но Леонтьев мне этого второго вопроса так и не задал… И все равно я еще раз сказала: «Я все поняла, спасибо, Лев Абрамович!»

Одна моя бывшая знакомая — дама, по нашим представлениям, весьма образованная, но при том дремучая «патриотка» — часто вопрошала: «Не понимаю, почему евреи в России так негативно относятся к Сталину? Ведь не кто иной, как Сталин, победив Гитлера, спас их от Холокоста?»

Не намерена я вдаваться в долгий спор по поводу военной победы Сталина. Скажу только, что, по-моему, войну против нацистской Германии выиграл не Сталин, а советский народ, несмотря на чудовищные ошибки и просчеты Сталина. Поспорить с бывшей знакомой хочу совсем по другому вопросу, в котором, что называется, собаку съела, много десятилетий занимаясь Гитлером и германским национал-социализмом. Фюрер и его рейх намеревались уничтожить не одних только евреев. Гитлер хотел поработить и превратить в илотов (рабов), то есть фактически уничтожить, все прочие низшие расы. А какие народы были причислены к этим низшим расам, определяли нацистские политики и лжеученые.

Как ни странно это звучит, но самый что ни на есть варварский, просто-таки дикарский и человеконенавистнический нацистский строй был якобы создан на базе «научной» программы. Правда, «наука» эта была лоскутной, а положения ее авторы надергали из разных, иногда сомнительных, источников. Однако в нацистской «науке» встречались имена очень даже известных ученых: Ницше, с его «белокурой бестией»; Шпенглер, с его «Закатом Европы», Шопенгауэр…

Одним из краеугольных камней в научных построениях гитлеровцев, безусловно, была так называемая «расовая теория».

В энциклопедическом словаре РФ (2000 г.) о расах написано следующее: «Человек разумный homo sapiens может принадлежать к одной из трех основных групп — негроидной, европеоидной, монголоидной. Разделение это основывается на наследственных и физических особенностях, связанных с единством их происхождения» [15] Линней (1735) делил человечество на 4 расы (белую, красную, желтую, черную). Блюменбах (1775) на пять: кавказскую (белую), монгольскую, эфиопскую (черную), американскую и малайскую (австралийцы, папуасы, малайцы). Кант выделил 4 расы, Пешель — 7, Мортон — 22, Деникер — 29, Крауфорд — 60… / Малая советская энциклопедия. Т. 7. 1931. .