Людмила Черная - Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Впрочем, что греха таить. До поры до времени еврейские писатели жили в СССР припеваючи, пользовались всеми теми же привилегиями и благами, что и русские «инженеры человеческих душ», любимцы Сталина.

Однако хватит о писателях…

Пропаганда против «Абрамычей» нарастала крещендо и даже вошла в быт, в повседневную жизнь.

И вот уже пятилетний сынок моей приятельницы прибегает домой зареванный и кричит:

— Жид пархатый!

— Кто у тебя жид? — спрашивает мать.

— Вовка Карпов, — отвечает малыш.

— А ты знаешь, кто такие жиды?

— Конечно, знаю. Они ябеды!

Это смешно. Но вот и не смешное. В России проходит очередная массированная антисемитская кампания, на сей раз против врачей-евреев. И люди начинают бояться докторов.

У Ковальчик, молодой доцентки, преподававшей ифлийцам до войны историю советской литературы, обнаружили запущенный рак. Ей худо. Сердечный приступ. Она хочет вызвать врача из амбулатории (поликлиники), подруга не советует, говорит:

— Не вызывай ты этого врача.

— Почему?

— Она еврейка.

Ковальчик возмущена:

— Не делай из меня перед смертью антисемитку! Стыдно!

Плача, это рассказывала сама подруга после кончины Ковальчик.

Однако далеко не все были такими, как Ковальчик. Все шло так, как сказано в стихотворении большого поэта Бориса Слуцкого. Из уст в уста передавался новый сталинский слоган. Новый пароль:

И далее: «Иван воюет в окопе / Абрам торгует в рабкопе».

Про себя Слуцкий, много раз раненный на войне, переживший две трепанации черепа, сказал: «Не торговавши ни разу / Не воровавши ни разу…»

И вот эти, ни разу не торговавшие, ни разу не воровавшие, люди разных специальностей, разных дарований и разных заслуг стали очередной жертвой Сталина. Объектом новой кровавой чистки, или, как говорили тогда, «зачистки» — нового кровопускания. Стали новым малым народом, обреченным на заклание.

Перед этим предполагалось устроить невиданное по масштабу и скандальности шоу — но не поджог Рейхстага, как у нацистов, и не Варфоломеевскую ночь, как у французов-католиков… Сталин постарел, был болен, не желал никаких новшеств, не хотел ничего заново придумывать. Все должно было проходить по старым, отработанным лекалам…

«Показательный процесс». Евреи-врачи так же, как и старые большевики-ленинцы, после страшных пыток признаются в своих злодеяниях.

Прокурор Вышинский Андрей Януарьевич несколько недель глумится и издевается над несчастными знаменитостями. (Замечу в скобках, этому интеллигенту с душой хама и палача все сходило с рук, он умер в своей постели.) Потом такой же негодяй, судья Ульрих, зачитывает приговор: всем врачам — высшая мера наказания. Виселица. Казнь на Красной площади.

И далее: в целях предотвращения еврейских погромов, которые неизбежно должны были начаться после того, как граждане СССР узнают, какую гадюку они пригрели на своей широкой груди, мудрый Вождь прикажет выслать всех евреев из столицы и из других больших городов…

Сколько комнат и углов в одной только Москве освободится! Сколько рабочих мест появится!

И главное, высылка станет проявлением милосердия. Возможно, «дрессированные» евреи (с десяток знаменитостей) сами об этом попросят.

Подготовка к процессу врачей-евреев шла полным ходом. Обвиняемые уже сидели на Лубянке… У многих уже выбили признания. Газета «Правда» опубликовала материалы уголовного дела…

Однако случилось непредвиденное: кукловод Сталин умер от второго или третьего инсульта. И его Политбюро, переформатированное им самим в Президиум, прекратило дело и выпустило врачей на свободу.

Спасибо Президиуму — спас страну от позора.

Но тут я хочу отвлечься…

К сожалению, это несостоявшееся судилище осталось в нашей памяти всего лишь как смешной стишок о злодейке Тимошук и о ее жертвах. На самом деле врач из «Кремлевки», стукачка Тимошук, получившая даже орден Ленина за свои сигналы о евреях на Лубянку, никакой существенной роли в преследовании корифеев-медиков не сыграла.

Не стал бы Сталин затевать после Холокоста скандального антисемитского процесса над цветом медицинской науки СССР ради ничтожной Тимошук.

P. S.

Осталось понять, почему я, и мои близкие, и друзья были так уверены, что врачей — врагов народа в середине ХХ века непременно повесят и что виселицу соорудят не где-нибудь, а на Красной площади, рядом с лобным местом и, соответственно, с мавзолеем?

Почему?

И тут я хочу напомнить несколько исторических фактов…

Юных героев-партизан немцы вешали в самом начале войны против Советского Союза. Убивали самым жестоким, варварским способом. Только что они завоевали пол-Европы. Да и «Восточный поход» против СССР еще казался им блиц-кригом..

Помню, мы, ифлийцы, склонные к пафосу, называли немцев, немецкую нацию, «нацией Гёте и Шиллера, Бетховена и Канта».

Пойдем дальше. Вы видели когда-нибудь виселицу? Нет? А я видела.

Две виселицы стояли на базаре в Харькове, когда город освободила советская армия. На них висели полицаи — так мне объяснили. Предателей повесили русские — нация Пушкина и Гоголя, Льва Толстого и Чехова.

И наконец, в Нюрнберге в 1946 году судьи, представлявшие четыре великих нации — русскую, американскую, британскую и французскую, — приговорили к виселице одиннадцать военных преступников-немцев. И отметим, среди них не было ни Гитлера, ни Гиммлера, ни Гейдриха, ни Бормана, то есть главных лиц, отдававших приказы об истреблении людей. Не было даже Геринга — второго человека в гитлеровской империи: в последнюю минуту он принял яд и избежал позорной казни. (Помню, как советские граждане возмущались тем, что по недосмотру Герингу удалось получить ампулу с ядом. Громко негодовали.)

Поймите меня правильно: я не считаю, что одиннадцать немецких военных преступников не надо было приговаривать к высшей мере наказания. Я только удивляюсь, что орудием казни избрали виселицу.

Видимо, это смущало не только меня, но и многих людей в разных странах, да и в самом Нюрнберге, где проходил процесс.

Процедура казни была как бы засекречена — и это на Западе, где обыватель обожает публичность, зрелища, обожает журналистов и фоторепортеров (тогда еще не было ТВ и тем паче интернета), которые ухитрялись влезть в любую щель, подсмотреть и рассказать о каждой трагедии, о каждом экстраординарном происшествии, быть очевидцем каждого события.

Ни журналистов, ни фоторепортеров на место казни в Нюрнберге не допустили. Там присутствовали только несколько человек, непосредственно связанных с процедурой казни, и священник…