Вадим Верник - Свободный полет. Беседы и эссе

— Неужели читаешь все комментарии?

— Нет, не все. Бывают такие посты, что комментариев несколько тысяч, тогда я их не читаю. Но в целом мне, конечно, интересны мысли моих фолловеров.

— А тебе недостаточно было телевизионной аудитории?

— Мы же кавээнщики, у нас привычка получать мгновенный feedback. А в случае с сериалом всё иначе — ты два-три года живешь в таком диком напряжении, даже можно сказать, в изоляции от окружающего мира. Ну я лично так существую — не могу совмещать несколько дел, поэтому в сериал ушел с головой, и до сих пор моя голова еще там. А инстаграм, возвращаясь к нему, — это возможность получить мгновенную реакцию. Вот, например, сочиню я какой-нибудь пакостный стишок, и идет на это мгновенная реакция людей, они смеются, и мне как-то уже живется легче. Я будто выдохнул, снял напряжение. На самом деле это как качать мышцы, — так что мои мозги, можно сказать, ходят в тренажерный зал…

— …тело тоже, или оно остается за пределами тренажерного зала?

— Тело уже год ходит в основном только на съемки. (Улыбается.)

— А вообще есть потребность и желание спортом заниматься?

— Огромная потребность, огромное желание. Занятие спортом — капризная история: если прекращаешь, то потом трудно снова возобновить тренировки. В вашем журнале я видел фотосьемку Фёдора Бондарчука, вот он над собой работает, чтобы оставаться в такой великолепной форме.

— Ну, у Фёдора это еще и генетика… Семён, по поводу «пакостных стишков»: ты такой мальчик-плохиш на протяжении многих лет, но я знаю, что ты вырос в Пятигорске, в интеллигентной семье, мама — кандидат наук. Как всё стыкуется?

— Стишки скорее провокационные. А что касается семьи: интеллигенты не обязательно должны говорить о возвышенных и романтичных вещах. Большинство писателей, поэтов, с которыми я даже не буду себя сравнивать, отметились рядом дико провокационных для своего времени стихов на какие-то гендерные темы, такими скользкими и пошленькими, даже скорее вульгарными. Иногда приходится употреблять такую лексику, — мне как лингвисту кажется, это связано с тем, что изменилась сама форма восприятия действительности. Чтобы донести какую-то мысль, иногда необходимо говорить прямо в лоб, жестко. И есть определенные слова, которых при этом невозможно избежать. Мне даже кажется, что если бы сейчас появился человек такого уровня, как Высоцкий, аудитория бы не откликнулась — сегодня всё строится на какой-то иронии, самоиронии, цинизме, не на романтизме, возвышенности. Людям хочется, чтобы было проще, быстрее.

— Вероятно, ты прав.

— А вот в семье моей было не принято произносить грубые слова, как-то всё это не приветствовалось. Но родители перестроились в итоге, они хорошо воспринимают мое творчество, но, опять же, я им благодарен за то, что они смотрят чуть глубже. Есть же люди, которых отпугивает сама по себе форма моего повествования, но наше творчество состоит не только из формы, но и из содержания… Отец прививал мне чувство вкуса. У меня еще два дяди-близнеца, которые довольно строго подходят к восприятию литературы, поэзии. У нас дома в основном — про литературу, поэзию, про музыку. Считалось преступлением, если писатель или поэт написал какое-то средненькое произведение и при этом на что-то претендует, — вот такое отношение было.

— Получается, ты рос рафинированным мальчиком.

— Я был очень спортивным мальчиком, большую часть времени проводил во дворе, бегал, играл постоянно в футбол, баскетбол. Я был очень активным.

— Дальше — Пятигорский государственный университет, факультет французского языка. Всё случилось по инерции или осознанно?

— Это интересная история. Нас было четыре друга, мы учились в одном классе, была крепкая дружба, общие интересы, привязанность друг к другу. Когда пришло время выбирать, куда поступать, оказалось, что один хотел на юридический, другой собирался в Москву, третий еще куда-то, а я их уговорил просто поступать всем вместе на один факультет. У меня там родители работали, но нельзя сказать, что они помогали… Так что основной посыл был не расставаться с друзьями.

— Атос, Портос, Арамис и Д’Артаньян.

— По сути, да. Мы держимся вместе до сих пор. Костяк пятигорской сборной команды КВН составили мы вчетвером. Так что поступление в институт, в общем, было абсолютно неосознанным выбором, в этом не было никакой логики. Никто понять не мог, почему я так упираюсь, а я просто не хотел потерять друзей. Но это, конечно, невероятно оправдало себя в будущем. Мы, какие-то мальчишки из Пятигорска, создали команду КВН, которая в Москве выиграла в Высшей лиге. И это были те самые мы, я и мои одноклассники, которые поступили на обычный французский факультет города Пятигорска. Было здорово, кстати, — там была интересная молодежь, творческая, мы постоянно собирались, создавались какие-то клубы. Потом всё исчезло, к сожалению.

— Это ж каким даром убеждения нужно было обладать, чтобы всех своих друзей заставить поступить так, как хотел прежде всего ты сам.

— В каких-то вопросах, наверное, я был лидером, да.

— А сам не грезил Москвой? Это ведь так естественно для молодого, требующего приключений организма.

— Я очень хотел, но опять-таки это бы, возможно, поспособствовало распаду нашей четверки. Но так получилось, что если я чего-то хотел, во что-то верил, то добивался этого активно всеми силами.

— А в подростковом возрасте в тебе было какое-то бунтарство? Или интеллигентная семья чутко реагировала на все твои потребности?

— Бунтарство было, наверное. Но мы занимались музыкой, была у нас своя рок-группа, опять же в КВН мы играли. Что-то мы такое делали, но маргиналом я не был, если честно. Всё в пределах разумного. Это, видимо, результат того, что у меня была нормальная семья, меня не особо тянуло бунтовать. Я в принципе со всеми, особенно с папой, всегда мог договориться, папа был моим лучшим другом. Другое крыло — мама, бабушка, дедушка (он был таким профессором суровым): вот с ними тяжелее было договариваться, они были более практичными, а папа, он…

— Романтик?

— Очень творческим был всегда, да. Мама не верила, когда я говорил, что хочу быть музыкантом. «Да прекрати, кто? Ты?» Она отчасти права была: музыкант из меня не вышел в том смысле, в котором я когда-то хотел, но что-то такое получилось, какой-то симбиоз одного с другим.

— Знаю, что у тебя большая коллекция гитар, но играешь ты, извини, достаточно примитивно. Два — три аккорда — такая дворовая игра. Это образ или ты действительно так и не стал в этом деле профессионалом?

— В принципе я играю на гитаре не очень плохо. У меня есть некоторые песни более интересные в плане аккордов, но, безусловно, манера игры у меня в большей степени дворовая. Больше скажу: я все это понимаю, я хорошую музыку люблю и в музыке немножко разбираюсь, но мои песни сами по себе должны быть скорее сатирическими, я же сам себе аккомпанирую без ансамбля, как в анекдоте.